Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Лондон конца XVII века был в той же степени научным центром, что и деловым. Основание Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе сделало науку предметом широких дискуссий. Движущей силой Общества стал человек, испытывавший болезненную тягу к кофейням. Дневники Роберта Гука говорят нам, что он посетил шестьдесят четыре разные лондонские кофейни между 1672 и 1680 годами, заглядывая как минимум в одну каждый день, иногда в три, а в одном случае даже в пять. Публичная природа науки конца XVII века делалась очевидной в тех же кофейнях. Подобные заведения становились сценами для «представлений», давали которые ученые-виртуозы. Формальные лекции Гука в Грешем-колледже посещались плохо, иногда вообще никто не приходил, а в более расслабленной и неформальной обстановке кофейни он мог рассчитывать на заинтересованную аудиторию[233].

Джеймс Ходжсон читал бесплатные лекции по ньютонианской математике и физике в «Морской кофейне», и там же он демонстрировал воздушные насосы, микроскопы, телескопы, призмы и другие аппараты, которых ранее за пределами Королевского общества никто не видел. Люди из Сити интересовались математикой и наукой, поскольку те обещали прогресс в навигации, что волновало сердца торговцев столь же сильно, как и страхователей в кофейне Ллойда. Культура кофеен позволяла теоретикам вступить в контакт с моряками, носителями практических сведений. Финансовая революция и научная революция встречались за чашкой кофе[234].

Точно так же любимыми местами для встреч могли похвастаться и другие виды деятельности, серьезной и не особенно. Одна кофейня предлагала уроки фехтования, другая – изучение французского языка. Отправляйтесь в кофейню Уилла в Ковент-Гарден, а потом к Баттону, и вы встретите всех значимых поэтов и писателей города. Отправляйтесь к Дюку, и окажетесь среди актеров и драматургов; в «Старой Бойне» можно попасть на тусовку художников. Модники и придворные собирались в заведении Уайта на Сент-Джеймс-стрит, продавцы книг и издатели – у Чайлда, что рядом с собором Святого Павла. «В кофейнях невольно общаются все разновидности людей, богатые сталкиваются с бедными как старые знакомые», – комментировал Джон Хафтон, член Королевского общества[235].

Упомянутый выше Пепис не особенно любил кофе, и ничего удивительного. Небольшое количество бобов варили в котле, получалась более слабая и менее вкусная версия того, что мы делаем сейчас. Но напиток сам по себе вовсе не был главным делом. «Я нахожу много удовольствия [в кофейнях], – говорил Пепис, – благодаря разнообразию компании, а также темам бесед». Кофейни играли важную роль в городах, они давали мотив и место для спонтанных встреч и для создания неформальных социальных связей. Лондон конца XVII века, где через край лились знания по поводу финансов, науки и искусства, наглядно показывает, как города могут максимизировать вероятность случайных встреч, незапланированных дискуссий и обмена идеями. Изобилие мест, где можно собраться компанией и поразвлечься, сделало города более динамичными, чем они были до того. Кофе творит свою магию не само по себе; кофейни с их ритуалами общения и социализации стали воплощением новой, формирующейся урбанистической культуры.

* * *

Долго бывший незначительным, отсталым городом, Лондон процветал в конце XVII века, а в XVIII веке стал величайшим глобальным метрополисом, похитив корону международной торговли у Амстердама. Население Лондона удваивалось каждый век: более 250 тысяч в начале XVII века и 500 тысяч – к его концу; еще через сто лет Лондон стал первым европейским городом, который перевалил за цифру в миллион… после Рима II века.

Стремительно увеличивалось не только население; доход на душу населения вырос как минимум на треть между 1650 и 1700 годами, в тот период, когда на сцене появились кофейни. У людей были деньги, чтобы тратить, и они тратили их не только в новомодных кофейнях, но на целый ряд потребительских товаров, на модные вещи и на литературу. Наиболее важно, что они щедро расходовали на развлечения[236].

Но с этим быстрым подъемом благосостояния явилось и постоянно грызущее беспокойство. Головокружительная экспансия Лондона, его новый, только что разбогатевший средний класс, его яркая потребительская культура, циклы подъема и упадка представляли серьезную угрозу для сложившейся социальной системы. Для некоторых кофейни были бастионом политических бесед и городской общительности; другие воспринимали их как воплощение ужаса современного мегаполиса – противоречивый хаос ничем не сдерживаемой болтовни, неразбериха, в которой без ограничений смешиваются разные классы, царство коммерции, покушающееся на традиционный авторитет церкви и государства.