Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

В тот августовский день, когда я посетил Лейквуд и Комптон, я ехал через городской пейзаж, созданный и переделанный в бурном конце XX века. Лейквуд, некогда квинтэссенция «синих воротничков», ныне один из наиболее расово сбалансированных районов США: 41 % белых не испанского происхождения, 8,7 % афроамериканцев, 16 % азиатов и 30 % латино.

Историю Лейквуда определила геополитика второй половины ХХ века. Рожденный экономическим бумом 1950-х и поддержанный высокими федеральными затратами на оборону во время холодной войны, после падения Берлинской стены он увидел резкое сокращение хлебных местечек в военной индустрии. После развала Советского Союза безработица накрыла практически весь Большой Лос-Анджелес, но по Лейквуду она ударила особенно остро. Городок познал славу в 1950-х, когда он стал иконической пригородной утопией. Он снова сделался знаменитостью в 1993-м, теперь уже как символ пригородной антиутопии; тут за многочисленные изнасилования и сексуальные преступления была арестована банда старшеклассников, известная как «Ватага Шпор». Неожиданно Лейквуд превратился в образ социального распада в пригородах – семейной дисфункции, одичавших тинейджеров и сексуального разбоя, – когда члены банды кочевали по страницам таблоидов и ТВ-шоу[511].

Лейквуд отражает те «русские горки», по которым прокатилась Америка после Второй мировой, взлеты, падения, деиндустриализацию и увядающий пригородный энтузиазм. Урбанистическая топография Лос-Анджелеса подобна эволюционирующему организму, который адаптируется к внешним стимулам геополитики и глобализации. Можно также уподобить ее огромному пляжу, на котором волны приливов и отливов изменяют береговую линию, создавая лоскутное одеяло постоянно трансформирующихся сообществ. Сила этих могущественных приливов очевидна, когда рассматриваешь пригородный ландшафт. Последствия деиндустриализации, крушения Советского Союза и подъема Азии хорошо видно из окна автомобиля.

Комптон, шаблон афроамериканского гетто, увидел значительный рост популяции мексиканцев в 1980-х; они стали большинством в 1990-х. Если поехать дальше на север, в Хантингтон-Парк, то дорожные знаки окажутся на испанском, – отражение драматического сдвига, который этот пригород претерпел между 1975-м и 1985-м, когда район, населенный белыми представителями рабочего класса, на 97 % превратился в латиноамериканский. Многие переехавшие в Хантингтон-Парк ранее жили в barrios[512] восточного Лос-Анджелеса или даже в центре города. Они сочли, что быть владельцами или арендаторами пригородного дома выгоднее, а набор мелких предприятий, удовлетворяющих потребностям мексиканского сообщества, – великолепный пример предпринимательства.

Есть определенный шаблон: постоянный отток людей из находящегося в упадке пригорода в новые пригороды улучшает социально-экономическую обстановку и обеспечивает лучшие стандарты жизни на новом месте. Афроамериканцы уезжали из мест, подобных Комптону, туда, где видели лучшие возможности, например в Сан-Фернандо, Сан-Бернардино или Риверсайд. Их место поближе к центру занимали мигранты, прибывшие после 1960-х: люди из Мексики, Центральной и Южной Америки.

Все это стало возможным благодаря изменениям, которые затронули глобальную экономику. Лос-Анджелес стал экономическим центром азиатско-тихоокеанского региона, штаб-квартирой многочисленных финансовых корпораций. Традиционная промышленность ушла, зато пробудились сфера услуг и высокотехнологичная индустрия, а порты Лос-Анджелеса и Лонг-Бич стали воротами для импорта автомобилей, электроники и пластиковых деталей из Китая, Гонконга, Японии, Вьетнама, Южной Кореи и Тайваня. В условиях постиндустриальной экономики социальная структура города приняла форму песочных часов: много богатых людей вверху, не так много среднего класса и огромная низкооплачиваемая масса мигрантов, создающая основу. Новой экономике требовалась дешевая, неквалифицированная, лишенная защиты профсоюзов рабочая сила: садовники, уборщики, водители, нянечки и рабочие на фабриках одежды. По переписи 2010 года 47,7 % населения округа ЛА были испаноговорящими; белых не-испанского происхождения было всего 27,8 %[513].

В изменениях, которые придали новую форму популяции Лос-Анджелеса, нет ничего особенно уникального. По всем Соединенным Штатам пригороды становились более диверсифицированными. К концу ХХ века самыми быстрорастущими группами в пригородах были латино, афроамериканцы и азиаты. Кроме того, около 50 % свежих мигрантов сразу поселялись в пригородах, не задерживаясь в центре города. Иными словами, пригороды становились более городскими по характеру, они отражали разнообразие глобализированного метрополиса.