Читаем Мэзэки (народные шутки) полностью

Мэзэк, хотя и служит критике различных пороков, никогда не занимается морализированием. В поисках его отличия от таких жанров, как притча, басня, должно обращать внимание и на эту сторону. Притча, то есть поучительный рассказ, как и пословица, всегда используется применительно к какому-нибудь случаю, событию в жизни и указывает, как должен слушатель держаться в этой ситуации. В басне, как правило, из события выводится определённая мораль, для анекдота совершенно не нужны такие пояснения, выводы, поскольку они не могут органично войти в текст. Просветитель конца XIX века Таип Яхин попробовал добавить мораль ко многим напечатанным им мэзэкам. Но получилось это искусственно. Например, в мэзэке «Торговец» читаем такие добавленные от издателя строки: «В этом рассказе много намёков. Один из них: не радуйся, не хвались, что обманул ближнего, обманут и тебя самого. Хотя тебе покажется, что ты выиграл, обманув кого-то, в загробном мире будет большой урон».

Бесспорно, обман – большая провинность, поступок очень плохой. Но когда знакомишься с текстом мэзэка, это понятно само собой, без комментария: один торговец хвалится тем, что сбыл попорченное сукно. Но, оказывается, покупатель тоже объегорил продавца, дав ему фальшивые деньги. Осмеяние продавца-обманщика само по себе является средством разоблачения указанного выше дурного поступка.

Отрицательный герой в шутках обычно показан в каком-то одном своём качестве (или он страшно ленив, или ужасно скуп, или отъявленный враль, или беспросветный невежда, или неописуемый хвастун). Для выпуклого показа этого качества часто используется гипербола.

К примеру, лентяй ленится даже кушать; враль за всю жизнь ни одного правдивого слова не молвил; нахал, увидя дым из трубы дома соседа, предвкушает сытный ужин за счёт этого соседа… Таким образом, в мэзэках действуют комические характеры, воплощающие определённое качество. Часто само имя героя указывает на основную черту его характера. Так, в татарском языке есть слово «мокыт», включающее в себя смысловые оттенки «глупый, непонятливый, несообразительный, бестолковый, безмозглый, тупой»[44]. Популярный герой татарских мэзэков Мокыт является типом именно такого рода.

Хотя в бытовых анекдотах и не отражаются антагонистические противоречия, тем не менее в них широко используется приём противопоставления героев друг другу (старательный – нерадивый, знающий – невежда, щедрый – скупой и т. д.). Во многих шутках о Мокыте участвует его жена Джамиля тути*. Глупость, наивность Мокыта как бы подчёркнуты расторопностью, находчивостью Джамили.

В одной и той же шутке можно встретить не только образы-антиподы, но и образы, тяготеющие к одному типу, близкие друг к другу, взаимодополняющие. Таковы мэзэки о двух знаменитых ленивцах Ашти и Машти, Мэнди и его матери Гуляп джинги* и др.

* * *

Итак, мэзэк – это жанр, возникший в древние времена и продолжающий свою активную жизнь и в настоящее время. В мэзэках, созданных в советский период, бросается в глаза некоторое изменение состава персонажей и тематики жанра. Если в старых мэзэках часто встречающимися персонажами были ханы, цари, визири, богачи, кадии, муллы и противостоящие им находчивые мужики, хитрые работники или такой популярный герой фольклора, как Ходжа Насретдин, то в новых появляются образы колхозников, агрономов, студентов и школьников и др. В новых шутках-мэзэках большое место занимает хозяйственно-бытовая тематика, учёба, отношения в семье, в них разоблачаются такие пороки, как безответственное отношение к делу, равнодушие, нерадивость, пьянство. В настоящее время идейно-эстетическая ценность жанра мэзэка в значительной степени определяется его ролью в морально-нравственном воспитании.

Хузиахмет Махмутов,

доктор филологических наук,

профессор

<p>I</p><p>Властелины, суд и правление</p><p>1. Если бы государство не было слепым…</p>

Хромой Тимур вторгся в Поволжье и взял город Булгар, захватил много злата-серебра и пленных. «Есть ли среди захваченных мудрецы?» – спросил он. Ему рассказали, что есть в этом городе слепой поэт, великий мудрец. Тимур повелел привести его к себе.

Слепой поэт, играя на домбре, пел о знаменитых булгарских батырах, воспевал роскошь Булгара. С удивлением прослушав его, Хромой Тимур спросил, как его зовут.

– Моё имя – Давлет*, – ответил поэт.

Хромой Тимур был остроумным человеком. Он усмехнулся:

– Так, значит, государство слепым оказалось?

– Да, – согласился поэт, – если бы государство не было слепым, не досталось бы оно хромому.

<p>2. Кто дурень</p>

Однажды хан и Джиран-чичен* выехали верхом на конях в степь. Была осень. Ветер гнал перекати-поле. Желая испытать остроумие Джирана, хан приказал ему:

– Ступай, догони перекати-поле и узнай, куда направляется, где думает остановиться.

Джиран погнал коня, поравнялся с перекати-полем и остановил его рукояткой камчи. Быстро наклонился к нему, будто о чём-то спрашивая, и вернулся обратно к хану с ответом:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее