— Мы вечера напролет гоняем их, как зайцев, — подхватил Кортекс. — Это охота, и ничего больше, только вот дичи мы домой не приносим. Мы расходуем столько слезоточивых гранат, что каждую неделю нам их доставляют поддонами. У нас в Кале их больше, чем на национальном складе спецназа. Комиссар говорит, что за год мы их нащелкали почти на два миллиона евро. И ни одного задержания. Только чтобы обезопасить дорогу к парому или тоннелю под Ла-Маншем. А если мигранты не понимают, мы спускаем собак. Или роты безопасности — разница небольшая.
Среди гомона мужчин, говоривших излишне громко и отпускавших грубые шуточки, чтобы придать себе смелости, по рации раздался голос Спринтера:
— ББП-четыреста, вертолет, для ББП.
— ББП слушает, — ответил Пассаро.
— Только что совершили облет зоны кольцевой дороги в двух километрах от вашей позиции. Тепловизор активирован. Walking Deads[50] на подходе. Несколько сотен мигрантов выжидают по обе стороны автострады. Они начинают строить заграждения. Надо бы предупредить грузовики, чтобы сбросили скорость, освободить дорогу при помощи слезоточивого газа и расчистить ее силами путейцев.
— ББП-четыреста, принято.
— Всем удачной охоты на зомби. Конец связи.
Охота. Слово прозвучало уже дважды, и Бастьен размышлял, сможет ли он рассказать об этом Жад. Очень вероятно, что нет.
Позади них неожиданно расхохотался плохо выбритый человек нетрезвого вида в мятых шмотках и с собакой на коротком поводке.
— Твою мать, я взбудоражен не меньше, чем Вольф.
Бастьен сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать Макса из вспомогательного состава «Клыка», но тот вытянул руку, чтобы не дать ему подойти ближе.
— Оставайтесь там, лейтенант. Вольф уже никого не узнает. Флики, беженцы, сучка — ему без разницы, порвет любого.
Макс присел перед своим псом, и уже перевозбужденный зверь попытался ударить его намордником, так что хозяин едва увернулся.
— Эй, псина, ты что, идиот? — развеселился Макс. — Это нормально. Он выходит на столкновение почти сто раз за ночь. Если бы я дрался по сто раз в ночь, мне тоже понадобились бы намордник и клетка.
Хозяин похлопал пса по загривку и погладил его. Оба казались верными кандидатами на ошибку.
— Этот пес вот уже год охотится за всем черным и коричневым. Невозможно вернуть его к гражданской жизни или перевести в другую службу. Последний раз, когда я вошел к нему в клетку, он чуть меня не сожрал. Пришлось задать ему взбучку, чтобы он успокоился. Когда он здесь закончит, останется только усыпить его.
И Макс поцеловал собаку в голову.
— Эй, псина дурацкая, усыплю тебя. Ты это знаешь? Выберу для тебя лучший марафет, ты ничего не почувствуешь. Если понадобится, я пойду вместе с тобой, псина дурацкая.
А пес воспользовался этим, чтобы снова ткнуть его намордником.
Пресытившись этой сценой, Бастьен ненадолго отошел в сторонку, за заправку, и к нему скоро присоединились Кортекс и Пассаро.
— Все в порядке, лейтенант?
А поскольку все было не в порядке, Бастьен дал волю своему гневу:
— Какого черта вы творите? Что за чушь несете? Вы же знаете, кто эти беженцы, вы мне сами говорили. Люди, бежавшие из воюющей страны, которые пытаются воссоединиться со своими семьями в Англии. Мы все делали бы то же самое в их положении. Как вы можете называть их зайцами, дичью,
Кортекс опустил голову, а Пассаро предложил:
— Кортекс, оставь нас, лейтенанту необходимо курнуть.
Оставшись вдвоем с Бастьеном, Пассаро посерьезнел и во весь рост выпрямился перед своим офицером.
— Это вы, лейтенант, несете чушь со своим трехнедельным опытом. Позвольте объяснить вам ситуацию. Кортекс, который постоянно корчит из себя умника, переживает вторую депрессию. Спринтер — тот, что присматривает за нами с воздуха, — в прошлом году совершил попытку самоубийства. Мы все на пределе. Мы все творим и говорим черт-те что, лишь бы выстоять. Мы все хотели бы свалить отсюда, но отделение Кале закрыто, никто не может уйти.
— Вы считаете нормальным держать штатный состав на грани срыва? Вы не можете их заменить?
— Но другие мне не нужны! Вы можете себе представить количество психических отклонений, если бы я отбирал тех, кому это нравится? Кому нравится травить газом невиновных? Моим коллегам эта работа ненавистна, и для меня это гарантия, что она будет сделана без злоупотребления властью, без нездорового удовольствия. Если мы называем мигрантов зомби, то только для того, чтобы расчеловечить, потому что единственная наша миссия — стрелять в мужчин, женщин и детей, которых на самом деле следовало бы защищать.
— Тогда почему же вы продолжаете? Безнравственным приказам не подчиняются, разве не так?