Меж двух времен

Я помог ей снять пальто и повесил его вместе с капором и муфтой в шкаф. Джулия поправила волосы, и над нами на мгновение нависла взаимная неловкость. По-моему, ей показалось неприличным снять пальто и шляпу, оставшись со мной наедине у меня в квартире, во всяком случае ей показалось бы это, будь обстоятельства хоть немного более обычными. Чтобы скрыть смущение, она принялась рассматривать диван и прочую обстановку моей меблированной квартиры — впрочем, интерес ее был в достаточной мере искренним, поскольку мебели такого фасона она не встречала. Она даже задала один-два вопроса, потом отошла к окнам — я за ней следом — и выглянула на Лексингтон-авеню, не уставая поражаться тому, что видит.

День этот запомнился мне как серия разрозненных картинок: Джулия у холодильника — я открыл его, размышляя, из чего бы соорудить завтрак, а она дивится холоду, способности делать лед, морозилке, лампочке, загорающейся, как только открывается дверца; Джулия знакомится с растворимым кофе — сначала с наслаждением вдыхает его аромат, потом пробует и морщится, разочарованная; Джулия восхищается апельсиновым соком, который я, как чародей, достал из холодильника, размешал в графине и разлил в стаканы с кубиками льда.

И одна, из бессчетного множества других картинок: Джулия снова в гостиной, в руке у нее уже, кажется, третий по счету стакан апельсинового сока со льдом; она взирает на темный экран телевизора, а я пытаюсь объяснить ей, что будет, когда я его включу. В ответ она торопливо кивает, возбужденная моими обещаниями, но не вполне веря им или по крайней мере не сознавая их истинного смысла. Я включаю телевизор — и, несмотря на все мои предупреждения, она пугается и с криком отшатывается назад, расплескивая сок на ковер, когда на экране появляется лицо женщины, умоляющей Джулию испробовать самоновейший сорт хозяйственного мыла. К телевидению Жюль Верн ее не подготовил, оно оказалось для Джулии совершенным чудом, и она с трудом верила собственным глазам.

Потом она начала допытываться, как оно работает, и непонимающе слушала объяснения, то и дело переводя взгляд с моего лица на экран и обратно. Я рассказал ей, что данная передача — из числа записанных на пленку, но вообще-то с помощью телевидения можно наблюдать за событиями, происходящими в данную секунду в разных концах Земли. Это ее потрясло; спустя какое-то время она спросила, что такое пленка, и когда я ответил, что есть способ записывать изображения людей в движении вместе со звуками их речи, это ее, по-моему, просто доконало.

Мне кажется даже, что телевизор и мой рассказ про телевидение настолько не укладывались в ее сознании, что сперва она отнеслась к передаче довольно-таки враждебно. Но я пододвинул ей стул, тронул ее сиденьем под колени, и она медленно села; выражение недоверия на ее лице сменилось совершенно детским, всепоглощающим интересом. Она сидела неестественно прямо, позабыв даже откинуться на спинку стула, приоткрыв рот, внимая каждому движению, каждому звуку заурядной «мыльной оперы». А когда я показал ей, что поворотом ручки можно переменить программу, она принялась вертеть ее каждые десять секунд — с многосерийного детектива на международный обзор, с обзора на старый фильм, на детскую передачу. Пришлось постучать ей по плечу, чтобы напомнить о себе.

— Я отлучусь на полчасика, хорошо? Вы тут обойдетесь без меня?…

Она кивнула и опять повернулась к экрану. Я прошел в спальню, надел спортивные брюки, свитер, мягкие полуботинки, а поверх всего напялил короткую бежевую кожанку. Когда я вернулся, Джулия, взглянув на меня мельком, поинтересовалась:

— Теперь мужчины так одеваются?

Я ответил, что да, в том числе и так, — и она тут же снова ушла с головой в восхитительную рекламную передачу какой-то страховой компании.

Сомневаюсь, заметила ли Джулия, как долго я отсутствовал: не полчаса, а пожалуй, все сорок пять минут. Когда я вернулся, она все так же сидела, вперившись в экран, — правда, теперь догадалась откинуться, — и смотрела старую кинокомедию, отснятую в сороковых годах и почти совершенно ей непонятную. Но люди двигались и говорили, а большего она и не требовала.

Из серии картинок-впечатлений о событиях того дня следующая памятна мне, пожалуй, даже сильнее, чем телевизионный гипноз Джулии. Мне пришлось выключить телевизор, чтобы оторвать ее от экрана; изображение съежилось и потухло, и она воскликнула:

— Ой нет, не выключайте еще немножко!..

Я рассмеялся.

— Уверяю вас, Джулия, есть множество других вещей, с которыми вам нужно познакомиться. Телевизор можно будет включить и потом…

Она нехотя встала и все оглядывалась на экран.

— Подумать только — театр на дому! Шесть театров! Просто чудо из чудес. Как люди могут куда-то ходить, что-то делать, а не смотреть все представления подряд?