Меж двух времен

Закончив свою речь, я замер в ожидании ответа. Ритмично отталкиваясь ногой от пола, Вильма на минуту задумалась над тем, что я только что сказал. Потом — глаза ее отрешенно смотрели куда-то вдоль веранды — она сжала губы и медленно покачала головой.

— Слушай, Вильма, — я резко подался вперед, бросая слова и не отпуская ее взгляда, — твоя тетя Алида должна знать! Разве ты не понимаешь? Кого-кого, а ее не обманешь! Она-то что говорит? С ней ты разговаривала?

Вильма снова покачала головой и отвела взгляд куда-то в сторону.

— Почему нет?

Она медленно повернулась ко мне, на мгновение ее глаза пристально уставились в мои, но вдруг по ее полному, искривленному лицу побежали слезы:

— Потому что… Майлз… это тоже не тетя Алида! — она остановила на мне взгляд, полный невыразимого ужаса, потом добавила шепотом, больше похожим на крик:

— О, Боже мой, Майлз, неужели я схожу с ума? Скажи мне, Майлз, не жалей меня, я должна знать!

Бекки с перекошенным от жалости лицом держала руку Вильмы, сжимая ее в своих ладонях.

Я изобразил улыбку, будто и в самом деле имел представление о том, что говорю:

— Нет, Вильма, нет, — я коснулся ее руки, вцепившейся в качалку. — Даже в наше время, Вильма, не так легко потерять разум, как кажется.

Стараясь говорить спокойно, Бекки произнесла:

— Я всегда слышала, что если считаешь, что сходишь с ума, то на самом деле наоборот.

— Бекки близка к истине, — кивнул я, хотя прекрасно знал, что это ложь.

— Но, Вильма, для того, чтобы обратиться к психиатру, вовсе не обязательно впасть в безумие. Обратись. В этом нет ничего предосудительного, а многим помогает…

— Ты не понимаешь, — она снова смотрела на дядю Айру, и голос ее теперь звучал глухо и отчужденно. Потом, с благодарностью пожав руку Бекки, она твердо и спокойно обратилась ко мне:

— Майлз, он выглядит, разговаривает, совершает поступки, помнит все точь-в-точь как Айра. Внешне. Но внутренне он другой. В его поведении есть… — она запнулась, подыскивая слово, — какая-то эмоциональная недостаточность, если можно так сказать. Он помнит прошлое — в мелочах, он может улыбнуться и сказать: «Ты была такой резвой девчонкой, Вильма, и умненькой к тому же» — точно так, как делал дядя Айра. И все-таки чего-то не хватает; а в последнее время это касается и тети Алиды. — Вильма замолчала, всматриваясь куда-то сквозь меня, с напряженным лицом, вся поглощенная своими мыслями, потом продолжала:

— Дядя Айра мне вместо отца с самого детства, и когда он разговаривал о моих детских годах, Майлз, у него в глазах всегда был какой-то особенный блеск, который означал, что он помнит те чудесные дни. Майлз, этот блеск где-то в глубине его глаз, он исчез. Этот дядя Айра, или кто он там есть, я чувствую, — нет, знаю наверняка, разговаривает по привычке, по инерции. Он держит в голове все события и факты из памяти дяди Айры, до самой последней мелочи. Но не эмоции. Никаких эмоций — только их подобие. Все есть — слова, жесты, интонации — все, кроме чувств. — Ее голос внезапно приобрел твердость и уверенность. — Майлз, что бы там ни было, возможно это или нет, — это не мой дядя Айра.

Разговаривать больше было не о чем, и Вильма понимала это не хуже меня.

Она встала, улыбнулась и сказала:

— Давай оставим это, а то, — она кивнула в сторону газона, — он начнет догадываться.

Я все еще не понимал.

— Догадываться? О чем?

— Догадываться, — терпеливо пояснила она, — не подозреваю ли я чего-то. — Она протянула мне руку. — Ты все-таки помог мне, Майлз, и я не хочу, чтобы ты волновался за меня. — Она обернулась к Бекки. — И ты тоже, — Вильма улыбнулась. — Я твердый орешек, и вы это знаете. Со мной все будет в порядке. Но если ты хочешь, чтобы я побывала у твоего психиатра, Майлз, я согласна.

Я кивнул, добавил, что договорюсь насчет нее с доктором Манфредом Кауфманом из Вэлли-Спрингс, лучшим специалистом, которого я знаю, и позвоню ей утром. Я продолжал нести какую-то чушь о том, что не надо волноваться и прочее, но Вильма мягко усмехнулась и положила руку мне на плечо, будто прощая мне какую-то вину. Потом она поблагодарила Бекки, сказала, что хочет лечь спать немного раньше, а я предложил Бекки отвезти ее домой.

Направляясь к машине, мы остановились возле дяди Айры, и я сказал:

— Спокойной ночи, мистер Ленц.

— Спокойной ночи, Майлз, заходи еще. — Он улыбнулся Бекки и добавил, обращаясь все еще ко мне: — Хорошо снова иметь Бекки рядом, правда? — он разве что не подмигнул.

— Еще бы, — я ухмыльнулся, а Бекки пробормотала «спокойной ночи» и поспешила к машине.

Сев за руль, я осведомился у Бекки, не желает ли она где-нибудь отужинать или что-нибудь в этом роде, но не удивился, когда она отказалась.

Бекки жила всего за три квартала от меня, в большом старомодном доме, где родился еще ее отец. Когда мы подъехали, Бекки спросила:

— Майлз, как ты думаешь — с ней все будет в порядке?

Я задумался, пожал плечами:

— Не знаю. Я врач согласно диплому, но не психиатр и не знаю, что с Вильмой. Я могу пользоваться лексиконом психиатров, но это не мой хлеб, а Мэнни Кауфмана.

— По-твоему, он ей поможет?