Меж двух времен

Вильма вопросительно взглянула на меня, потом показала глазами на своего дядю, который снова начал возиться на газоне:

— Ну? И что?

Я тоже посмотрел на Айру, потом перевел взгляд на Вильму:

— Это он, Вильма. Твой дядя, и никто иной.

Она только кивнула, будто ожидая именно такого ответа.

— Нет, это не он, — произнесла Вильма спокойно, не споря, а просто констатируя факт.

— Ладно, — сказал я, плотнее прижимаясь к столбику, — давай разберемся. В конце концов, тебя не обманешь: вы живете вместе столько лет. Почему ты думаешь, что он не дядя Айра? В чем отличия?

На мгновение ее голос сорвался, в нем сквозило отчаяние:

— Я знаю — это не он. — Она успокоилась и слегка наклонилась в мою сторону. — Майлз, никаких отличий не видно. Я надеялась, что ты что-нибудь обнаружишь, когда Бекки сказала, что ты тут, вдруг ты заметишь какую-нибудь мелочь. Но ясно, что тебе это не удастся, потому что никакой разницы нет. Посмотри-ка на него.

Мы снова взглянули в сторону газона, где дядя Айра неторопливо ковырял ногой какой-то сорняк.

— Малейшее движение, все-все, как у дядюшки. — Сейчас ее круглощекое лицо было взволнованно. Она уставилась на меня напряженным взглядом. — Я ждала сегодняшнего дня, — прошептала она. — Ждала, когда он сходит в парикмахерскую. Сегодня он там был. — Она нагнулась ко мне, глаза у нее расширились, шепот стал похожим на свист. — У него на шее сзади небольшой шрам, которого не видно, когда волосы отрастают. Но когда шея выбрита, шрам заметен. Так вот, сегодня — я ждала этого — он побывал в парикмахерской.

Я приподнялся, охваченный внезапным волнением.

— И шрам исчез? Ты хочешь сказать…

— Нет! — чуть ли не с возмущением выкрикнула она. — Он там, шрам, точно такой, как у дяди Айры!

Я помолчал. Рассматривая носки своих туфель, я не отваживался взглянуть на Бекки и в то же время не мог поднять глаз на бедняжку Вильму. Наконец, я поднял голову и сказал, глядя ей прямо в глаза:

— Тогда, Вильма, это все-таки дядя Айра. Разве ты не видишь? Что бы ты ни ощущала, он…

Вильма только мотнула головой и твердо сказала:

— Нет.

На мгновение я растерянно смолк, я не знал, что говорить дальше.

— Где тетя Алида?

— Все в порядке, она наверху. Главное, чтобы… этот не услышал.

Я закусил губу, пытаясь собраться с мыслями.

— А как его привычки? — спросил я. — Может, что-то неестественное?

— Все как у дяди Айры. Точь-в-точь.

Конечно, это было неприлично, но я не смог сдержаться:

— Так в чем же разница? Если ничего нет, откуда ты знаешь… — я сразу овладел собой и попробовал быть логичным. — А как насчет воспоминаний, Вильма? Должны быть мелочи, о которых знали только ты и дядя Айра.

Отталкиваясь ногой от пола, она стала слегка раскачиваться, бросая взгляды на дядю Айру, который присматривался к одному из деревьев, будто размышляя, подрезать его или нет.

— Я и это проверила, — наконец произнесла она. — Разговаривала с ним о моем детстве. — Она вздохнула, заранее уверенная, что все ее попытки убедить меня окажутся напрасными. — Как-то раз, много лет назад, он повел меня в магазин. Там на прилавке стояла маленькая дверь в миниатюрной раме, кажется, это была реклама нового замка. Дверь была на крошечных петельках, с настоящей ручкой, даже с маленьким медным молоточком. Конечно, я захотела иметь эту дверь и подняла крик, когда мне отказали. Он помнит все подробности. Что говорила я, что говорил продавец, что он сам говорил.

Даже название магазина, а его уже много лет как нет. Он помнит даже то, что я сама забыла — например, тучку, которую мы видели как-то в воскресенье после утреннего киносеанса. Эта тучка напоминала кролика. О, он помнит все. Как и положено дяде Айре.

Я терапевт, а не психиатр, и сейчас понимал, что это вне моей компетенции. Некоторое время я сидел, всматриваясь в свои сцепленные пальцы и прислушиваясь к легкому скрипу качалки. Потом сделал еще одну попытку, стараясь говорить как можно спокойнее и убедительнее:

— Слушай, Вильма, я на твоей стороне; это моя забота, когда люди в беде. Ты знаешь не хуже меня, что случилось плохое. И ты нуждаешься в помощи, а я хочу найти способ ее оказать. Теперь слушай меня. Я не прошу тебя сразу согласиться с тем, что все это ошибка, что в конце концов это твой дядя Айра, а с тобой что-то произошло. Я не требую, чтобы ты перестала эмоционально ощущать, что это не твой дядя. Но я хочу, чтобы ты восприняла разумом, что он дядюшка, что бы ты там ни испытывала, и что беда скрыта в тебе самой. Абсолютно невозможно, чтобы два человека были совершенно одинаковы, что бы там ни писали в книжках и ни показывали в кино. Даже однояйцевых близнецов всегда могут различить близкие им люди.

Никто не смог бы разыграть роль твоего дядюшки Айры так, чтобы через минуту ты, Бекки и даже я не заметили бы миллиона мелких отличий. Пойми это, Вильма, подумай об этом и хорошенько усвой, и ты увидишь, что беда внутри тебя самой.