Пока Джек говорил, я лениво перебирал вырезки, и теперь подтолкнул одну из них к нему. Это была небольшая заметка из нашей городской газеты, не слишком содержательная. Некий Л. Бернард Бадлонг, профессор биологии из городского колледжа, как утверждалось, опроверг комментарий, который ему приписывали в предыдущем номере газеты, относительно неких «таинственных предметов», найденных на ферме близ Санта-Миры. Они были охарактеризованы как большие коробочки какого-то растения, и теперь Бадлонг отрицал, будто заявил, что они «происходят из космического пространства». Редакция «Трибюн» завершила заметку растерянным «извините, профессор». Газета была от 9 мая.
— А об этом что ты скажешь, Джек? — вкрадчиво спросил я. — Вот судьба одного из твоих сообщений: небольшая утка похоронена в следующем номере газеты. Это вызывает сомнение, — я показал на кучу вырезок, — в достоверности остальных, не так ли?
— Конечно, — ответил Джек. — Это опровержение тоже входит в коллекцию. Именно поэтому я его не выбросил. — Он потрогал кипу вырезок на столе. Майлз, большинство из этих сообщений действительно ложь. Попадаются и розыгрыши. А из остального почти все — искажения, преувеличения, обман зрения или ошибочные суждения; у меня хватает здравого смысла признать это. Но, черт побери, Майлз, — не все же эти факты — прошлые, настоящие и будущие — чушь! Нельзя отмести их все раз и навсегда!
Некоторое время он смотрел на меня, потом улыбнулся.
— Так что, Мэнни прав? И то, что произошло этой ночью, тоже нужно отбросить? — Джек пожал плечами. — Очевидно. Мэнни вполне логичен, как всегда. И он объяснил происшедшее почти удовлетворительно; скажем, на девяносто девять процентов. — Он посмотрел на нас, потом тихо произнес: — Но у меня еще остается крохотный процент сомнения.
Я смотрел на Джека и ощущал неприятное холодное покалывание в спине от простой мысли, которая сейчас промелькнула у меня.
— Отпечатки, — пробормотал я, и Джек сразу помрачнел. — Отпечатки пальцев! — воскликнул я. — Мэнни считает, что это обычное тело. С каких это пор обычные тела не имеют отпечатков пальцев!
Теодора изо всех сил вцепилась руками в край стола и, резко встав, пронзительно закричала:
— Я не могу вернуться туда, Джек! Ноги моей больше не будет в этом доме! — Ее голос, когда Джек поднялся на ноги, сорвался почти на визг. — Я знаю, что видела: оно превращалось в тебя, Джек, на самом деле!
Когда он обнял ее, по ее щекам потекли слезы, а в глазах снова стоял нескрываемый ужас.
Вскоре ко мне вернулось самообладание.
— Тогда не возвращайтесь, — сказал я Теодоре. — Оставайтесь здесь.
Они оба повернулись ко мне, и я добавил:
— Так нужно для вас обоих. У меня просторный дом, выбирайте комнату и живите. Ты, Джек, забери машинку и работай. Я буду рад. Мне скучно одному, я нуждаюсь в обществе.
Некоторое время Джек всматривался в мое лицо:
— Ты уверен?
— Абсолютно.
Он посмотрел на Теодору, она кивнула с молчаливой мольбой. Тогда он ответил:
— Ладно, может быть, так лучше; останемся на пару дней. Спасибо, Майлз, большое спасибо.
— Ты тоже, Бекки, — сказал, я. — И тебе нужно остаться здесь — хотя бы на некоторое время. — Что-то заставило меня добавить: — С Теодорой и Джеком.
Бекки, немного бледная от переживаний, ответила улыбкой на мои последние слова.
— С Теодорой и Джеком, — повторила она. — А ты где будешь?
Я покраснел, но через силу усмехнулся:
— Тоже здесь. Но ты не обращай на меня внимания.
Теодора выглянула из-за плеча Джека и сказала почти весело:
— Может выйти неплохо, Бекки. А я буду вам за компаньонку.
У Бекки в глазах запрыгали чертики:
— Ну да. Этакая вечеринка примерно на неделю. — Тут она снова помрачнела. — Я вспомнила, что нужно позвонить папе, вот и все, — объяснила она мне.
— Позвони, — согласился я. — И скажи ему правду. Что у Теодоры сильное нервное расстройство, она должна остаться тут, и ты ей нужна. Этого достаточно. — Я усмехнулся. — Хотя, можешь добавить, что у меня какие-то греховные планы, которым ты просто не в состоянии сопротивляться. — Я посмотрел на часы: — Мне пора на работу, друзья; берлога в вашем распоряжении. — И пошел наверх переодеваться.
Я был больше раздражен, чем напуган, когда брился в ванной. Частичкой разума я испытывал страх перед фактом, который мы только что вспомнили: что тело в подвале Джека, невероятно, немыслимо и неопровержимо, не имело отпечатков пальцев. Мы об этом совсем забыли, а именно этот факт никак не укладывался в объяснения Мэнни. Но больше всего я ощущал досаду: я не хотел, чтобы Бекки Дрисколл жила в моем доме, где я буду ее видеть гораздо чаще, чем обычно на протяжении недели. Слишком уж она была привлекательна, мила и красива, так что опасность была вполне очевидной.
Я разговариваю сам с собой, когда бреюсь.