Несмотря на меры, принятые Тайным советом, направленные на облегчение жизни народа, все напряженнее становились социальные взаимоотношения в стране. Постепенное истончение любого рода "сдержек" — в разных сферах и на разных уровнях общественного существования, — отсутствие естественных регуляторов поведения приводили к тому, что хаотическое насилие, как простейшая и сиюминутно эффективная форма решения конфликтов, стало охватывать Россию. Разбой теперь оказывается заметным фактором в общеполитической игре. В 1728 году помещики Южной России сообщали в челобитной Верховному тайному совету, что в Пензенском уезде за последние годы поселилось "много набродного народа, с 5 тыс. человек, и живут в горах, и в земляных избах, и в лачугах". Но беглецы, очевидно не склонные уходить за границу, не склонны были и мирно влачить жалкое свое существование. Ситуация менялась. Этот "набродный народ", объединяясь в разбойничьи ватаги до двух сотен человек, "домы многих помещиков разбивают, и села и деревни разоряют и пожигают, и самих помещиков, и жен их, и детей мучительски пытают, и огнем жгут, и ругательным смертям предают".
В Совет доносили, что в Алатырском уезде разбойники напали на село Пряшево, принадлежащее князю Куракину, убили приказчика, сожгли более двухсот дворов и две церкви. (Нападение на церкви и ограбление их вообще было и в XVIII, и в XIX веке явлением частым.) Вооруженная ружьями и пушками разбойничья ватага собиралась штурмовать и сам Алатырь. Верховный тайный совет распорядился послать против "набродного народа" кавалерийские части с генерал-майором или полковником во главе.
"Разбойничье движение", как мы увидим, постепенно нарастало, пока взаимная враждебность сословий, социально-политических групп, массы населения и военно-бюрократического аппарата не взорвалась гражданской войной — пугачевщиной.
Через сто с лишним лет, в стабильные 1830-е годы, отчеты Министерства внутренних дел свидетельствуют о ежегодных убийствах помещиков во всех губерниях. Социального мира в России не было вообще. Была ложная стабильность — насильственное замирение народа машиной подавления. И если в 1839 году шеф политической полиции граф Бенкендорф в официальном докладе императору назвал крепостное право "пороховым погребом под государством", то можно с уверенностью сказать, что на этом пороховом погребе страна жила непрерывно с петровских времен, ибо уже существующее крепостное право было усугублено именно тогда до степени рабства, отягощено безжалостной фискальной политикой, а крестьянин лишен прямой связи с государством и гражданского правосознания.
Положение дел к концу 1720-х годов было таково, что необходимость кардинальных перемен ясна стала любому думающему человеку.
Перемены эти могли реализоваться в двух направлениях. Те государственные мужи, чьи мечтания олицетворяла доктрина Остермана и Феофана Прокоповича, считали, что следует восстановить петровскую систему железного контроля, усовершенствовав и модернизировав ее, и сильной рукой регулировать жизнь страны. Те, кто понимал пагубность петровской модели, те, кто, как князь Дмитрий Михайлович Голицын, желали истинной европеизации, думали о структуре, органически соединявшей все сословные и социальные группы, основанной на постепенной гармонизации интересов. Они ориентировались как на прошлое России — Земские соборы, Боярскую думу, традиции сословного государства, — так и на свежий европейский опыт.
Все понимали, что приближается кризис. Понимали это и Долгорукие, судорожно пытавшиеся закрепить свое положение женитьбой юного императора на сестре фаворита.
Это были напрасные мечты. Для того или иного разрешения кризиса требовались люди совсем иного ранга, чем фаворит и его отец. В такие моменты сочетание человеческих воль, образующих поле исторического напряжения, складывается — при кажущейся хаотичности — в предельно четкий рисунок и сталкивает людей, сконцентрировавших в своих программах ведущие тенденции эпохи. Эти тенденции могут быть оформлены с разной степенью ясности. Но вектор каждой из них ощутим с роковой определенностью.
ЧАСТЬ II
ПРОРЫВ
В Москве в домах и на улицах слышны были только речи об английской конституции и правах парламента.
О РОЛИ ЛИЧНОСТИ В ИСТОРИИ
В январе 1730 года пятнадцатилетний император Петр II заболел оспой, к тому же простудился на охоте, и 18 января стало ясно, что он умирает. В начале первого часа ночи на 19-е число началась агония. Император закричал: "Запрягайте сани, я еду к сестре!" — и скончался. Сестра, к которой он собирался ехать, умерла незадолго до того.