Она настороженно приоткрыла дверь, увидела меня, вновь прикрыла дверь, чтобы снять цепочку, затем впустила меня и, когда я вошел, молча посмотрела на меня, ожидая объяснений. Она уже сняла покрывало с кровати, но еще не откинула одеяла, и я присел на край постели, а ей жестом показал на кресло, стоявшее рядом. Однако Джотта предпочла сесть на кровать рядом со мной, чересчур близко, на мой взгляд, поэтому я откинулся назад и лег на бок, опершись на локоть. Джотта нынче ночью была настроена весело - она сделала то же самое, и так мы и лежали, лицом друг к другу - между нами было от силы три дюйма, и Джотта жмурила глаза, улыбаясь. Меня охватило возбуждение, чего, собственно, она и добивалась, и только ради того, чтобы сказать хоть что-то, я пробормотал:
- Джотта...
- Что?
- Так я вас называл. Мысленно. Джотта. Это из старой песенки. - И я начал негромко напевать бессмысленный припев, который некогда так очаровал пятилетнего мальчика: - «Джотта... джотта! Джотта, джотта, джинк-джинк-джинг!»
Она закивала, заулыбалась, и когда я продолжил: «Да, Джотта», она присоединилась ко мне, и мы хором запели: «Повсюду услышишь мотивчик один». Не в силах сдержать смеха при мысли о том, как выглядит это дурачество в два часа утра, мы дружно пропели: «Джотта! О, джотта! Джотта, джотта, джинк-джинк-джинг!» - дальше слов мы не знали. Все еще улыбаясь, я спросил:
- Откуда вы знаете эту песенку?
- Понятия не имею - знаю, и все. Это ведь старая песенка?
- Да. - Я медленно кивнул. - Песенка из двадцатых годов.
Я ждал ее реакции, ждал, что она смутится от того, что знает песню, которая еще не написана... но Джотта, похоже, не поняла, что произошло, и все так же лежала, выжидательно глядя на меня.
И потому я спросил:
- Ну как, купили себе туфли?
- Какие туфли?
Из кармана рубашки я извлек газетный квадратик, который собственноручно вырвал из «Ивнинг мэйл», и показал ей объявление, которое она точно так же вырвала из моей газеты - насчет женской обуви.
- Вот это вас интересовало, - сказал я и перевернул клочок газеты, показывая ей то, что было напечатано на другой стороне. - Или вот это? Этот текст вы хотели убрать из моей газеты, чтобы я, упаси Боже, не прочел его?
На другой стороне газетного клочка была колонка, озаглавленная: «Убытие». Ниже мелким шрифтом напечатано: «Отбывают сегодня ночью на «Мавритании» рейсом до Гавра и Саутхэмптона: полковник и миссис Уильям Т.Аллен, Кеннет Брейден и Сьюзен Фергюсон с дочерью, мистер и миссис Оливер Озибл, Маргерит Теодозия, Том Бьюкенен, Рут Бьюкенен, мисс Эдна Батлер, майор Арчибальд Батт, помощник президента...»
- Вы могли бы и не вырывать это из моей газеты, - сказал я. - Я бы все равно ничего не заметил.
Она пожала плечами.
- Я не хотела полагаться на случай.
Она не двигалась - так и лежала, подперев голову, и ждала, что еще я ей скажу.
- Вас послал доктор Данцигер, верно?
Она кивнула.
- Мы опасались, что вы можете узнать меня - я работала в Проекте в одно время с вами. Но доктору просто некого больше было послать. Между прочим, я вас помню!
- Ладно, ладно, я прошу прощения. У вас другая прическа или что-то в этом роде.
- Само собой, но все-таки!..
- Ну хорошо, мне очень, очень стыдно. Извините. Он послал вас сюда саботировать мою работу?
- Можно и так сказать. Саймон, доктор Данцигер знал, кто такой Z, с той минуты, когда вы впервые упомянули о нем! Помните, в телефонном разговоре, ночью?
Я кивнул.
- Весь мир знает, кто такой Арчибальд Батт! Весь мир - кроме вас и Рюба!
Я снова кивнул.
- Так что, само собой разумеется, я должна была удерживать вас подальше от него, пока он не отправится в рейс. Мне думается, Арчи так или иначе заподозрил вас - вы действовали слишком напористо.
- Это верно, но у меня было мало времени.
Она придвинулась ближе.
- Итак, я виновата. И что же вы теперь со мной сделаете?
- Оставьте, я же еще не спятил. Мне даже не очень жалко, что все вышло именно так. Я даже думаю, что доктор Данцигер прав.
- Ах, вот как? Зачем же тогда... Нет, в самом деле, Саймон, как вышло, что вы решились на такое потрясающее сумасбродство?
- Предотвратить Первую мировую? Да так, в порядке дружеского одолжения.
Мы смотрели друг на друга, лежа совсем близко на кровати, в закрытом изнутри номере, в два часа ночи. Отделенные целой эпохой от всех, кому было дело до нашего поведения. Мы лежали, смотрели друг на друга и не шевелились. Продолжали смотреть и не шевелились. Затем мы разом слабо улыбнулись, и подходящий момент, если он вообще был, миновал бесследно.
- Бьюсь об заклад, вы возвращаетесь домой, - сказала она. - К милой доброй Джулии.
Я кивнул, и мы сели.
- Да, домой, и как можно скорее. Я обещал Рюбу, что вернусь с отчетом, и я сдержу обещание. А потом - домой, и уже навсегда. А вы?
- Думаю, что да. Наверняка.
- Висконсин?
- Угу.
- Как вы переходите?
- Есть одно местечко у Ист-Ривер. Сесть там ночью, когда не разглядеть другого берега... - Я кивнул, и она спросила: - А вы?
- Бруклинский мост, если нужно вернуться домой. Но завтра - Центральный парк.