– Я не вернусь к Седому, – опустил голову Друст.
– Почему?!
– Из-за Королевы. Он знал, что я ее люблю, он мог бы прямо сказать, что она любит не меня, а его…
– Эссилт?! Седого?!
– При чем тут Эссилт? Риэнис.
– Так, – вмешался Вран, – а ты не пробовал любить кого-нибудь кроме Великих Королев?
– Пробовал, – мрачно вздохнул Друст. – Несколько раз. Не вышло.
– Я бы спросил иначе, – Сархад встал. – Ты хоть раз пробовал любить женщину, а не самого себя? Ты хоть раз пробовал отдавать, а не брать?
Он ожидал вспышки гнева Друста и, в общем-то, нарочно злил его. Уж очень не нравилось ему нынешнее глубокое отчаянье былого соперника.
– Наверное, нет, раз ты так считаешь, – устало ответил Друст.
– Что с тобой случилось? – Сархада самого удивило, насколько его голос зазвучал участливо (Ворон и не знал, что способен на такое). – Что с тобой? При дворе Артура ты наверняка – один из самых лучших, ты прославлен множеством побед, в тебя влюблены самые прекрасные женщины, тебя чтит король… что не так?
– Всё так… – в голосе Друста была безысходная тоска. – Победы, женщины, почет… У Седого я был одним их многих, я и мечтать не смел сравниться с тем же Фейдаугом, уж не говорю о Вожаке, и именно поэтому я стремился перенять умения, научиться новому, превзойти даже самых могучих хоть в чем-то… А здесь – Гвальхмаи победит меня на мечах, я одолею его с копьем или луком, про остальных и говорить нечего.
Друст осушил свою чашу и продолжал. Видно было, что давно, очень давно ему некому выговориться – вот так.
– В
Друст сжал кулаки и почти прокричал:
– Почему, ну почему эти люди не умеют прилично стрелять из лука?!
– Потому, что у тебя лук из Аннуина, – веско ответил Сархад. – И стрелять ты учился – у Ллаунроддеда. Ты стреляешь
– Соревноваться – с тобой? Я еще не сошел с ума…
– Мудро говоришь, – усмехнулся Сархад. – Ну, а с женщинами тебе не везло так же, как с чудищами?
– От чудищ отбиться проще… – покачал головой тот.
– Поучился бы у Эссилт искусству отказывать. Знаешь, сколько властителей Аннуина
– Догадываюсь… – вздохнул Друст. – А ты? Ты действительно не был ее любовником? Или тогда, с раскаленным железом, вы всё-таки устроили какую-то хитрость?
– За такие подозрения вы, люди, вызываете на поединок до смерти, – очень спокойно ответил Сархад.
– Прости. Я не хотел оскорбить ни ее, ни тебя. Но объясни мне – почему? Ведь каждому было видно, что она любит тебя!
– Иногда овладеть телом любимой женщины – это убить ее любовь к тебе, – негромко сказал сидхи.
Кромка судьбы: Друст
Любить, не смея признаться в этом не то что ей – себе.
Сегодня мне это кажется самым невероятным из умений сидхи: у них дух властен над телом, они могут совершить подобное.
Сегодня я не верю, что на это способен человек.
А ведь когда-то и я был таким…
В Ирландии – как давно это было! две, три жизни назад… – я ловил каждое прикосновение королевской дочери, но мне легко было молчать о своем чувстве: ведь она была суженой моего дяди.
Тогда я звал его отцом.
Тогда я видел в ней только его жену.
Тогда мысль овладеть ее телом мне показалась бы святотатством.
Тогда мне было легко молчать о своей любви.
А потом… море, безветрие, и – проклятый напиток, толкнувший нас на безумие.
Что нам дала эта любовь, кроме горя?!
Меня она лишила отца. Лишила королевства, которому я был готов служить до последней капли крови. Обратила в ничто всё, что я сделал для Корнуолла. Я теперь, при всей моей славе, – бездомный бродяга.
Да и Эссилт пришлось не легче.
Если бы этой любви не было в нашей жизни! Если бы мы не пили из проклятой чаши!
Если бы я смог отвезти Эссилт дяде, как должен был!!
– Так вот каково твое самое заветное желание, – улыбнулся Бендигейд Вран.
Стол с яствами исчез. Перед ними на высоком камне стояла золотая чаша, покрытая сложнейшей вязью орнамента.
За окнами уже стемнело, но зала была полна мягкого золотистого света от Котла Мудрости.
– Смотри, – сказал Вран.
Друст взглянул внутрь.
Котел был полон чистейшей воды, сквозь которую можно было различить чеканный узор на стенках.
– Смотри внимательнее, – молвил Увечный Король.