— Ты не понимаешь на что подписываешься. — хрипло говорит он, жадно рассматривая меня. Чувствую, что сейчас от моих слов зависит наше совместное будущее. Вот он, момент истины. Все должно решиться. Макс тяжело дышит, его грудь стремительно поднимается от глубоких вздохов. От напряжения синяя жилка на его виске вздувается. — Я не Жером, малышка. Не будет ванильных свиданий, танцев под звёздами. Я чудовище, Алёна, самое настоящее, которое вцепится в тебя своими когтистыми лапами и утащит в свою лачугу, не желая показывать другим. Потому что это МОЁ СОКРОВИЩЕ. Не отпущу потом ни при каких обстоятельствах, не смогу физически, даже если Лука отпилит мне руки и член за это — не отступлюсь. Ты будешь моей. Никому. Тебя. Не отдам.
Последние слова он произносит сквозь зубы, издавая не человеческое рычание. У меня по телу пробегает мелкая дрожь от слов, проникающих в сердце и растекающихся по всему телу приятным теплом. Мне в вену словно ввели героин, истинный кайф.
— И не надо. — я прижимаюсь к нему всем телом, ощущая как каменная плита, придавливающая меня последние несколько дней съезжает, позволяя дышать спокойно. Макс пахнет тестероном и надёжностью. — Знаешь, это ты не понимаешь на что подписываешься… Я же как бы… дочь главного мафиози, получается.
Поднимаю голову, чтобы заглянуть в его холодные глаза.
Мы напоминаем двух изголодавшихся путников, нашедших источник воды, припавших к нему и не находящий силу оторваться. За долгие годы впервые мы откровенны и знаем, что хотим, отбросив маски.
Я достаю Максу до груди макушкой, дышу ему практически в причинное место. Он действительное моё чудовище, как в сказке. Именно о нем я мечтала всю жизнь. Мой Бес. Лютоволк.
Смешно, но даже в детстве, просматривая мультик «Красавица и чудовище» я до слез расстраивалась, когда красивое и сильное чудовище превращалось в сладкого принца. Наверное, я родилась извращенкой.
Макс подхватывает меня под ягодицы и усаживает на стол, скидывая безрассудно с него мелкую канцелярию и ноутбук. Дикий зверь нападает на меня, покрывая мелкими укусами, которые должны называться поцелуями. Он шумно обнюхивает меня, скользит носом по изгибу шеи, ложбинке меж грудей. Оставляет влажную дорожку своим возбужденным дыханием.
Когда его губы находят мой рот, моё тело пронзает разрядом молнии, ломает на части. Этот поцелуй не похож на прошлый, он жарче, он словно скрепляет наш союз. Макс не целуется, он жалит меня, просто имеет шершавым языком. Даже через поцелуй показывает — он точно не нежный романтик.
Твёрдый кол потирается о моё бедро, Макс возбуждён и готов. В голове проносится лихорадочно, что сейчас все и произойдёт. Эта мысль возбуждает еще больше и вызывает невольно страх.
— Не так… — говорит ломающимся голосом Макс, его голос пропитан возбуждением. Он проводит руками по моим волосам и награждает целомудренным поцелуем в нос. — Не сейчас, малышка.
Бес определенно читает мои мысли, проникает в голову.
От его слов страх первого раза сменяется страхом отверженности. Он не хочет меня? Или дело в Селене?
Видимо на моем лице проскальзывает волнение, потому что Макс оскаливаясь, поясняет:
— Дело не в Селене, с ней будет все закончено. Я не хочу торопить тебя, Аленёнок. Все должно идти своим чередом.
— Не знаю, как ты, но я очень устал. Предлагаю поужинать и лечь спать. У меня завтра еще самолет. — Макс говорит необычно мягким для него голосом. После чего открывает дверь в кабинет и практически налетает на Крестного с очень суровым выражением лица.
Я невольно краснею, понимая, что он даже не подозревает, что тут происходило несколько минут назад. Какая у него будет реакция, когда он узнает про НАС. Господи, страшно подумать, что будет с родителями.
— Вы уже совсем ебу дались? — красный цвет моего лица разбавляется белыми пятнами. При мне Крестный никогда не позволял себе так разговаривать, но сейчас он был в такой кондиции, что ему было до правил приличия. Он был в бешенстве и смотрел на нас, как на маленьких детей.
Макс даже бровью не повёл, только тяжело вздохнул, пропуская дядя Мишу в кабинет.
— Алёна, организуй ужин, пожалуйста, а мы все пока обсудим. — по его голосу понимаю, что лучше не спорить. В ответ лишь киваю и удаляюсь, бросая напоследок робкий взгляд, чтобы ощутить поддержку. Макс закрывает за мной дверь.
Я делаю несколько шагов в сторону столовой, но в последние минуты замираю, не выдерживаю и возвращаюсь. Любопытство пересиливает все заложенное в меня воспитание и нормы морали. На подсознании боюсь, что Крестный будет ругаться. Оправдываю себя тем, что от меня так долго скрывали все, что я имею право теперь немного подслушать.
Мужчины так громко ругаются, что не приходится даже ухо прикладывать, чтобы услышать о чем они говорят.
— У тебя опять сорвало крышу, Макс, блядь? Прошлого раза тебе не хватило? Ты калечишь Левона? Хочешь его припугнуть — припугни, но пытаться ему отрезать яйца перебор. Даже если он подкатывал их к Алёне. — слышу глухой стук. Кто-то ударил кулаком по стене. — Завтра мы улетим, с кем мы её оставим?