Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен

Мои спутники благодарно посмотрели на него, а он повернулся ко мне. Его серо-зеленые глаза едва не обожгли меня.

— Не угодно ли вам прогуляться, пока готовят освежающие напитки? — Его ласковый голос звучал с неотразимой повелительностью.

Мне оставалось лишь подчиниться.

Он повел меня в сторону розария, граничившего с садом. Солнце светило нам в спину. Перед нами маячили наши длинные тени. В детстве меня пугали дурные приметы, и я боялся наступать на свою тень. Даже сейчас я невольно старался как можно реже делать это.

Мор показал мне несколько розовых кустов, о выращивании которых он заботился с особым старанием, а потом без обиняков произнес:

— Впрочем, вы же приехали по другим делам.

— Верно, — тут же согласился я. — Я хочу, чтобы вы стали лорд-канцлером. Вместо Уолси.

Раз уж он предпочитает говорить начистоту, то почему бы мне не последовать его примеру?

Я ожидал, что Мор выкажет тревогу либо недоверие. А он расхохотался, заливисто и звонко.

— Я? Вместо Уолси? — успокоившись, произнес он. — Но я же не принадлежу к клану священнослужителей.

— А мне и не нужен священник! Вы христианин… и более праведны, чем большинство церковников!

— А вы, ваша милость, совершенно уверены, что вам необходим христианин?

Неужели он издевается надо мной?

— Разумеется!

Сцепив руки за спиной, Мор задумчиво вышагивал вдоль аккуратно подстриженных розовых кустов. Остановившись в конце ряда, возле алых роз, он обернулся.

— Я не могу, — спокойно заявил он. — Простите меня.

Он застыл передо мной. Его силуэт обрамляли кровавые пятна цветов.

— Почему же не можете? — требовательно спросил я.

— Великое дело вашей милости…

Я отмахнулся.

— В ведении лорд-канцлера…

— Но предыдущий канцлер, — прервал он меня, — серьезно занимался этим вопросом.

— Потому что он был кардиналом и имел право руководить легатским судом. Теперь это дело приобрело иную окраску и…

— И стало государственным делом, которое потребует еще большего участия вашего канцлера, будь он священником или законоведом. Я не могу…

— Томас, — вдруг сказал я, — а каково ваше личное мнение по данному поводу?

Отвернувшись, он с чрезмерной пристальностью начал разглядывать розовый бутон. Я ждал. Наконец Мор понял, что не может больше тянуть с ответом.

— Я полагаю… — его обычно уверенный голос звучал слабо, — что королева Екатерина является вашей настоящей женой. А если это не так, то отмена вашего брака должна быть всецело во власти Папы.

Я внутренне возмутился, холодный гнев поднимался из глубины души, грозя затуманить ясность моих мыслей. Я поборол его.

— И из-за этого вы отказывается от канцлерства.

Я удивился и порадовался своему бесстрастному тону. Ледяная волна пошла на убыль. Холод стекал по спине, точно вода. Я овладел собой.

— Отчасти. — Он улыбнулся. — Я смогу хорошо служить вашей милости, только если искренне и безоговорочно приму на себя все трудности этой должности.

Мы покинули розарий, подошли к фруктовому саду и открыли калитку в старой кирпичной стене. Передо мной тянулись ровные аллеи деревьев, отстоящих друг от друга ярдов на пять. Аккуратно подрезанные ветви шатрами раскинулись над землей.

— Сливы, — пояснил Мор, показав на дальний левый ряд. — Дальше вишни. Вот перед нами яблони. А груши высажены вдоль другой стены.

Мор направился по яблочно-вишневой аллее. В эту пору все плоды выглядели одинаково. Я шагал вслед за Мором, хранившим молчание, которое сводило меня с ума.

— Господь уже вынес вердикт этому браку! Он проклял меня! — воскликнул я с мучительной болью.

Мор остановился и повернулся ко мне.

— Я согрешил, — пылко продолжил я. — И должен искупить этот грех! Иначе Англия погибнет! Погибнет!

В глазах Мора мелькнуло недоумение, и он шагнул ко мне. Однако я уже не видел ни его, ни солнечного летнего дня. Передо мной зияла черная бездна отчаяния. Почти без памяти я упал у вишневого дерева. Да, мою страну ждет крах, она не переживет новых гражданских войн.

Я почувствовал на плече чью-то руку. Надо мной склонился Мор.

— Ваша милость?

— Моя совесть указывает мне истинный путь, — наконец выговорил я. — Пусть придется спорить с целым миром, ничто не поколеблет моей уверенности в том, что я обрел истину.

Я поднялся на ноги, устыдившись приступа собственной слабости, и украдкой глянул на Мора. Он пристально смотрел на меня, но я никогда прежде не видел на его лице такого выражения. К удивлению примешивались благоговение и еще какое-то неуловимое чувство.

— Я готов стать вашим канцлером, — спокойно сказал он. — При условии, что вы проявите равное уважение к голосу моей совести.

Тот вечер завершился веселым ужином. Для нас устроили pique-nique[67], как на французский манер назвала леди Алиса незатейливую пирушку на свежем воздухе. На лужайке поставили длинные столы, покрытые белыми скатертями, концами которых играл в сумерках легкий ветерок. Принесли простые деревянные тарелки и глиняные бутыли со сплюснутыми боками. Затем появились огромные блюда с земляникой, кринки со свежими сливками. Угощали нас и приправленным ясменником майским вином, разлитым в объемистые кувшины.