Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Хан Кучум еще долго сопротивлялся, то уходя в заиртышские степи, то возвращаясь и нанося новые удары. Но государственная машина, которой ему теперь пришлось противостоять, была прочнее и сильнее казацкой лихости. Татарские военачальники один за другим гибли или попадали в плен, или переходили на московскую службу. Царское правительство вело себя умно: сдавшихся и пленных принимало с почетом, царевичей щедро одаривало. Храбрый Махметкул, племянник Кучума, получил богатые вотчины и щедрое жалованье. Почти всё семейство непримиримого хана постепенно перешло в русское подданство. Сын Кучума царевич Абулгар (Абул-Хайр) даже принял православие.

Предлагали почетные условия и Кучуму, но тот, уже старый и слепой, не покорился. В 1598 году он был окончательно разбит воеводой Воейковым. Всеми брошенный, но так и не сдавшийся, Кучум отправился скитаться в казахские степи, где его след теряется.

После этого организованное сопротивление прекратилось, и завоевание Сибири переросло в ее освоение.

Большинство современных крупных западносибирских городов возникли при Годунове: и Тюмень, и Тобольск, и Пелым, и Березов, и Томск, и Нарым. Далеко на севере, в устье Оби, в 1601 году был основан пост Мангазея, ставший важным перевалочным пунктом мехового промысла. Сибирь почти сразу же из расходной статьи государственного бюджета превратилась в прибыльную – и так будет всегда.

Поскольку местные жители кормились охотой и не имели привычки к оседлости, рассчитывать на то, что они населят новые города, не приходилось, а между тем гарнизоны нуждались в продовольствии, везти которое из метрополии было долго и накладно. Пришлось переправлять людей с запада. Кто-то приезжал добровольно, «по прибору» (по найму), и таким правительство оказывало помощь, но желающих вечно не хватало, и тогда пригодился исконно «ордынский», очень удобный для государства метод принудительной мобилизации: по волостям рассылали разнарядку с предписанием выделить определенное количество крестьян и ремесленников для отправки в Сибирь. Тогда же возникло надолго сохранившееся обыкновение ссылать на далекий восток преступников – например, после кровавых событий 1591 года в Угличе значительная часть мятежных горожан не по своей воле переселилась в Зауралье. Еще одним поставщиком людских ресурсов были войны: пленных литовцев, поляков, татар, шведов тоже стали отправлять в Сибирь. В такой дали можно было их не охранять – не сбегут.

Нужно сказать, что покорение Сибири отличалось от других колониальных захватов той эпохи относительной некровавостью. Годуновское правительство старалось избегать лишнего насилия. Воеводам было приказано не притеснять местные народы, а устанавливать с ними добрые отношения, не облагать их слишком тяжелой данью. Так же сдержанно вело себя и духовенство, последовавшее на новые территории вслед за казаками и стрельцами. При всем непримиримом отношении к «басурманам» и «еретикам» русская церковь умела быть и терпимой, когда того требовала государственная польза. Правительство запретило обращать сибирских язычников в христианство насильно. Привлекать туземцев к православию надлежало «любовию», под которой, очевидно, подразумевалась выгодность: крещеные получали освобождение от выплаты ясака – весьма действенный стимул.

В этом отношении русские колонизаторы выгодно отличались от испанских, которые как раз в это время безжалостно истребляли коренное население Америки. Терпимость к чужим верованиям и к иному укладу жизни была не столько особенностью годуновской политики, сколько вообще одной из сильных сторон «ордынского» способа управления – монголы тоже не мешали покоренным народам жить и веровать по-своему.

Там, где в последующие времена российские власти не нарушали этого мудрого принципа, серьезных проблем при территориальной экспансии обычно не возникало.

Внешняя политика

Дела европейские