Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова

Помимо этого самопроизвольного процесса зарождению казачества способствовала и государственная потребность. Обе русские страны – и Московская Русь, и Литва – нуждались в некоем «буфере», который защищал бы земледельческие области от набегов крымских разбойников. Так сформировались две основные группы казачества: западная, жившая вдоль Днепра, преимущественно тяготела к польско-литовскому государству; восточная, сначала кочевавшая, а затем осевшая вдоль Дона, была больше связана с Москвой. Очень условно эти воинские конгломераты (впрочем, весьма непрочные и часто мобильные) можно назвать «малороссийским» и «великорусским» казачествами. И Москва, и Литва всё время пытались подчинить казацкую вольницу своему контролю. Иногда это получалось, иногда – нет.

Казак. Литография XIX в.

В конце шестнадцатого века малороссийское казачество было и многочисленнее, и политически активнее великорусского: во-первых, вследствие большей заселенности украинских земель, а во-вторых, из-за меньшего давления со стороны децентрализованного польско-литовского государства. После Люблинской унии (1569) правительство Речи Посполитой попробовало приручить пограничную вольницу, для чего был введен «реестр», записываясь в который, казаки поступали на королевскую службу, но основная масса казачества осталась никуда не приписанной и считала себя независимой от короны. Увеличиваясь численно и укрепляясь организационно, степное воинство стало существенной силой, которая могла быть и очень полезной, и очень опасной для государства. Казацкие вожди, сплошь люди яркие и непокорные, легко переходили из лагеря в лагерь: то служили Польше, то Москве, а случалось, что и заключали союзы с ханом или султаном.