Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова

Русскому войску, которое в боях с литовцами и особенно ливонцами столкнулось с массированным использованием полевой артиллерии, были очень нужны хорошие пушечные мастера. Для осады каменных крепостей требовались тяжелые осадные орудия. Поэтому стало быстро развиваться собственное литейное производство. Пройдет всего два-три десятилетия, и европейцы будут поражаться количеству и размеру русских пушек.

Итальянец Павел Дебосис отлил несколько гигантских орудий, поражавших современников. Самая большая пушка, названная в его честь «Павлином», весила 16 тонн и имела калибр в 550 миллиметров. Ее еще называли «царь-пушкой» – до тех пор, пока русский мастер Андрей Чохов век спустя не отлил исполина, ныне стоящего в Кремле. Новый пушечный царь затмил старого.

Власть и церковь

Не наставница, а помощница

Как я уже писал, прагматичный и приземленный Иван, видимо, не был религиозен. Это последующие русские монархи будут свято верить в «помазанность» и в особые отношения с Богом, а Иван III точно знал цену своего самодержавия, поскольку создал его собственными трудами, не уповая на Божью помощь. Набожность и религиозную ревностность великий князь выказывал, только когда это было ему выгодно. Иван III спокойно относился к иноверцам, не побуждая к переходу в православие ни вассальных татар, ни приезжих европейских мастеров, ни иудеев, которых охотно брал на службу дипломатами, лекарями и торговыми посредниками.

Точно с таким же практицизмом строил государь и свои отношения с церковью. Она была ему нужна не в качестве духовной наставницы, а в качестве исполнительной помощницы и удобного политического инструмента.

Русской церкви, следовавшей византийскому принципу единения патриархии с императорской властью, было не так трудно смириться с этой подчиненностью. С 1448 года русские иерархи стали выбирать митрополита сами, без участия Константинополя. Фактически это означало, что первосвященника теперь назначал московский государь. Уходили в прошлое времена, когда пастырь мог публично осудить монарха за прегрешения, а митрополит – осерчать и уехать из Москвы. В первую половину Иванова княжения мы еще видим несколько случаев былой церковной независимости (вспомним, как преосвященный Вассиан корил государя за малодушное бегство с Угры), однако вскоре подобная непочтительность стала совершенно немыслима.