Знаменитый эпизод с отречением от престола в пользу татарского князька Симеона Бекбулатовича (об этом речь впереди) трактуется историками по-разному. Многие пытались обнаружить в этой диковинной затее какой-нибудь государственный или хотя бы практический смысл, но не исключено, что это была всего лишь злая шутка пресыщенного человека, продиктованная смесью юродского самоуничижения и злорадного предвкушения паники, которую вызовет этот трюк.
Однако чаще всего глумливость Ивана Грозного была сопряжена с кровопролитием и душегубством. Муки и казни обставлялись, как шутовское представление.
Самой незатейливой из забав подобного сорта было зашить какого-нибудь несчастного в медвежью шкуру и затравить собаками. Но иногда устраивалось целое действо.
Боярина Василия Данилова, ведавшего пушкарями, заподозрили в измене. Иван велел усадить изломанного на пытке Данилова на телегу, в которую запрягли ослепленную лошадь, и объявил, что боярин волен ехать к своему польскому королю, после чего повозку погнали в пруд и утопили.
Престарелого архиепископа Пимена из Новгорода в Москву везли посаженным на кобылу задом наперед, со скоморошьей волынкой в руках – здесь царь уже кощунствовал, глумился над пастырским званием.
Сохранилось множество рассказов о жестоких забавах Грозного, но, пожалуй, нагляднее всего характер царя и типичное поведение его жертв проступают в относительно травоядной истории, которую можно прочитать у Шлихтинга.
«Однажды пришел к тирану некий старец, по имени Борис Титов, и застал тирана сидящим за столом, опершись на локоть. Тот вошел и приветствует тирана; он также дружески отвечает на приветствие, говоря: «Здравствуй, о премного верный раб. За твою верность я отплачу тебе некиим даром. Ну, подойди поближе и сядь со мною». Упомянутый Титов подошел ближе к тирану, который велит ему наклонить голову вниз и, схватив ножик, который носил, взял несчастного старика за ухо и отрезал его. Тот, тяжко вздыхая и подавив боль, воздает благодарность тирану: «Воздаю благодарность тебе, господин, за то, что караешь меня, твоего верного подданного». Тиран ответил: «С благодарным настроением прими этот дар, каков бы он ни был. Впоследствии я дам тебе больший».
Возникает впечатление, что больше всего Иван Грозный неистовствовал, когда сталкивался с проявлениями (увы, нечастыми) чувства собственного достоинства. В подобных случаях царь подвергал свою жертву особенным глумлениям.
Титов благодарит государя.
Храбрый стрелецкий воевода Никита Казаринов-Голохвастов, попав в опалу, не стал молить царя о прощении, как делали другие, а удалился из мира, принял схиму. Когда в монастырь явились опричники, Голохвастов сам вышел им навстречу, не проявляя страха. Он был готов к смерти. Ну раз ты стал такой ангел, так и лети к ангелам, сказал ему Иван. Велел посадить на бочку пороха и подорвать.