Между честью и истиной

   Я ткнулась взглядом в очередной абзац и замерла. В нем авторка рассказывала про то, что отсутствие информации о возможных дверях ничем не отличается от стенки. А потом еще поясняла, что отсутствие знания о возможности выбора нужно, типа, учитывать как внешнее ограничение. Вроде того, что если информации нет, то на антенну ее никак не поймаешь, и значит, если тебе повезло и ты информирован, нечего кичиться большей осведомленностью. По этой логике получалось, что деятели, написавшие донос на Полину, ничем не хуже ее самой, просто потому что они не знали, что можно иначе. Не, ну реально, не из космоса же они возьмут идею о другом поведении, когда желаемое так близко, а хозяйка желаемого сама виновата со всех точек зрения. Так что они нормальные, хорошие даже, люди, а она - не хозяйка и была. Ну так получилось. Дальше там было еще краше и в ту же струю. О том, что выбор между тем, что общее мнение поддержит, и тем, что общим мнением будет осуждаться, не выбор и был. И если есть свобода, то не может быть ни плохих условий, ни враждебно настроенных людей, ни социальных ограничений, да хоть и созданных властью. А иначе не свобода, и нечего.

   Дочитав эти несколько фраз, я пожала плечами. Ну да. Социально одобряемой была как раз помощь Святой страже. Эти, которых мы эмерговским сдавали, и помогли. У них же выбора не было. А их ни за что в "Кресты", а потом из края нафиг, бедных. А они всего-то законопослушные граждане и вообще нормальные люди своего времени. Я поморщилась, нашарила в кармане сигареты, но решила дочитать и наткнулась на следующий тезис авторки. Переварить его без мата было той еще задачей.

   Кроме всего уже изложенного, она еще заявляла, что есть разница между выбором, который свободный, и насилием, когда за выбор надо платить, и платить дорого. Потому что нормальный человек по своей воле жертвовать собой ради свободы выбора не станет. По этой мерке ненормальными выходили и Витыч, и Полина, и Марина Викторовна Лейшина, рискнувшая одновременно и жизнью, и именем, когда пошла к наместнику договариваться по-хорошему, и все, кто вышел на улицы в мае. Да чего там, и я тоже. Шкурно-то нас не припирало, свалить вполне могли. Однако и благополучие, и здоровье, и безопасность, и близкие отношения, и убеждения пришлось положить ради чего-то другого, чего авторка поста не видела. В ее системе координат увидеть это было нереально. И понятно, что выбор, по ее определению, выходил возможностью двигаться в каком-то из нескольких одинаково хороших направлений, вот только кто нам их тогда давал. Она еще замечала, что вокруг выбора из нескольких приятных вариантов споров почему-то никто не затевает.

   Прочитав последнее, я криво усмехнулась. Авторка, видимо, никогда не выбирала между вечером с любимым мужем, который наконец-то не на смене, и возможностью метнуться в Тайланд на три дня, потому что наркобарона там берут вот прямо завтра. И рванув прямо сейчас, еле успеваешь доскакать с камерой и диктофончиком.

   Дальше было неинтересно и противно. Последний пассаж, про наших людей, которые выбирать не любят и боятся, и ответственности за свой выбор совсем не хотят, вообще-то перечеркивал все, написанное до него. Но авторку это ничуть не смущало. Как и то, что этим самым "нашим человеком" вообще-то была она сама. И то, что эти самые, которые боятся, не любят и не хотят, и указывают пальцем на других, говоря, что вот у них выбор был, - это, вообще-то, тоже она, ей видно не было. Да и откуда бы ей это видеть с ее кочки зрения. Ведь с этой кочки любой, кто требовал, в том числе с нее, ответа за ее собственный выбор, оказывался манипулятором и насильником.

   Я убрала комм и вышла на двор перекурить и додумать. Мы все в восемнадцатом году делали выбор в условиях неполной информации. Да, когда я писала Манифест, я знала про саалан больше, чем самые продвинутые аналитики спецслужб, просто потому что я с ними, считай, одной крови. И все равно я знала недостаточно. Но выбирала, потому что промолчать - значит одобрить то, что они сделали с городом и нами, и согласиться, что сгоревший Эрмитаж - досадная случайность, а разрушенный цирк - всего лишь острая фаза кросскультурного конфликта. Даже дозвонись я тогда до Лелика, все равно написала бы те же слова. Впрочем, по посту получалось, что именно я и есть насильник, предлагающий другим жертвовать собой и своим благополучием, оставаясь в безопасности благодаря Созвездию. Не саалан. Не "потекшие", всерьез двинутые на принесенной из-за звезд вере и ничуть не смущенные тем, что доступа к магии или хотя бы гражданства империи им эта вера не даст никогда, - ведь они "хотели только мира, а новый наместник за грехи предыдущего не отвечает". А я. И Полина, с ее отказом сотрудничать и вести дела с любым частным лицом или предпринимателем, работавшим с имперской администрацией. Ведь для многих это как раз стал выбор между близкими отношениями, благополучием и чем-то совершенно эфемерным, таким, как право считать себя петербуржцем, не замаранным сотрудничеством с врагом.