Между дьяволом и глубоким синим морем

Ривер заёрзал. Он тоже наблюдал за папой Джека. Его глаза прищурились до тонких щёлочек, а лицо выражало… нетерпение. Да такое сильное, что его челюсть напряглась. Это меня пугало. Страх начал цепляться, цепляться, цепляться за меня, как вода за утопающего, пока моё горло не сжалось, и я не подавилась.

Что-то должно было произойти. Саншайн и Люк были заняты друг другом и сидели спиной к окну. Ривер схватил меня за руку под столом, но его кожа оказалась холодной, и мои пальцы тут же онемели. Я наблюдала за отцом Джека, качающегося посреди площади. Он засунул руку в карман. Достал что-то серебряное, блестевшее в тусклом свете солнца.

Поднял руку к шее.

И перерезал себе глотку.

Ничего не происходило. Секунду. Две. Три.

А затем полилась кровь.

Перед его жёлтой футболки мгновенно намок, и её окрас изменился на алый. На её фоне отец Джека казался трупно-белого цвета. Он посмотрел на серебристое оружие в своих руках, словно видел его впервые, и выкинул его. Оно ударилось об тротуар и проехалось по дороге.

Мать с близнецами закричала. Две темноволосые девушки завопили. Отец Джека рухнул на колени. Секунда. Две. Затем он повалился набок и уже не шевелился.

Саншайн подпрыгнула от звука криков и выглянула в окно. Её рот приоткрылся от ужаса, и с губ сорвался тихий вскрик. Люк поднялся на ноги и проследил за её взглядом. Его руки крепко сжали край стола.

Мужчина убил себя прямо на моих глазах. Перед всем городом. И Ривер заставил его это сделать. Я знала. Знала с той же увереностью, с какой чувствовала, что рядом море по вкусу соли в воздухе. Знала с той же увереностью, с какой узнавала шаги Люка по Ситизену.

Знала с той же увереностью, с какой чувствовала руки Ривера вокруг меня, когда он спал.

Саншайн продолжала тихо завывать, а меня трясло: ноги, руки, голову. Лицо Ривера ничего не выражало. Вид у него был отнюдь не виноватый. И не пристыженный. Просто никакой. Его рука всё ещё сжимала мою под столом. Я стряхнула её. Встала из-за стола и выбежала из ресторана.

Я остановилась, когда добежала до женщины с близнецами. Она молча смотрела перед собой, прикрывая глаза детям, чтобы они не видели труп. Глянула на зияющую рану на шее мужчины, на пропитанную кровью рубашку, на пропитанную кровью землю. Трава от неё почернела.

Что-то слева притянуло мой взгляд. Бритва.

Ко мне подбежала Саншайн и издала очередной вопль. Вокруг тела начала собираться толпа. Две девушки, продавец попкорна, мальчик в ковбойской шляпе, Люк, Грациелла, Джанни. Я в последний раз взглянула на труп и пошла обратно в пиццерию. Ривер всё ещё сидел за столом. Увидев меня, он улыбнулся, словно ничего и не произошло. Будто всё произошедшее — пустяк.

Я ушла. Побрела по дороге через лес к дому. Но, пройдя полпути, я развернулась и пошла обратно по городу, мимо своей школы.

Джека я обнаружила в его пустой кухне, сидящего в темноте и глядящего перед собой, словно он ждал, когда случится что-то плохое. Что ж, случилось.

— Как-то раз я решил сбежать из дома после того, как папа напивался всю неделю подряд, — сказал он, когда я вошла без стука. Мальчик сидел на кресле-качалке у дешёвого деревянного столика. Интересно, свет выключен, потому что ему так больше нравится, или потому, что они не могли оплатить счета? Оба варианта были мне знакомы.

— Сперва я пытался подстроить свою смерть, как Гекельберри Финн, — продолжал Джек. — С помощью свиной крови. Я даже ходил к мяснику и пытался купить её. Но парень задавал слишком много вопросов, и мне пришлось уйти.

Я осмотрела кухню. На стенах были мрачные пожелтевшие обои, а от рисунка в виде розовых цветочков воняло гнилым оптимизмом. Благо, они уже начали отклеиваться. В раковине стояли пустые бутылки, в воздухе пахло сигаретами, пылью и старым мусором. Я сравнила её с кухней Ситизена, с её высокими потолками, большими окнами, жёлтым диваном и свежими продуктами в холодильнике.

— Хочешь уйти отсюда? — спросила я.

Джек кивнул. Затем встал и скрылся дальше по коридору, а когда вернулся, в его руках был рюкзак. Он последовал за мной прочь из дома.

Мы избегали главной площади и шли в Ситизен в молчании, в наших ушах раздавалось эхо сирен скорой помощи. Полагаю, вскоре он узнает о судьбе своего отца. Наверняка мальчик уже догадывался. Образ бледного лица Даниэля Липа и его окровавленной рубашки продолжал всплывать в моей голове. Я мало что знала о детях. Особенно о таких умных, которые всё замечали и смотрели на меня своими синими глазами из-под рыжевато-коричневых волос. У меня до сих пор дрожали руки, а моё сердцебиение было учащённым, неправильным, словно моя дрожь выбила сердце с его места, и оно не могло найти путь обратно.