Между Дьяволом и глубоким синим морем

Шопинг в кооперативе «Данделион» заставил меня почувствовать себя, как в Европе. Очень в стиле Одри Хепберн в роли Сабрины в Париже (этот фильм показывали пару недель назад в парке). Ривер выбрал козий сыр и французский багет с хрустящей корочкой для пикника, а также оливки, банку жареного красного перца, плитку чёрного шоколада и бутылку газированной воды. Он купил и кое-что для себя: органическое жирное молоко, ещё один хрустящий багет, кофейные зёрна для эспрессо (которые жарились семьёй Джанни и продавались по всему городу), бананы, пармезан, яйца, оливковое масло и специи.

Я внимательно наблюдала за Ривером, пока он скупался. Следила за тем, как он вдыхал великолепный запах жареных зёрен, прежде чем положить их в корзину. Как он открывал картонную коробку с яйцами и поглаживал скорлупу, прежде чем снова закрыть её. Наблюдала, как он скользнул своими тонкими пальцами в бочонок с яркой пурпурно-белой фасолью, не в силах противостоять искушению, прямо как я. Мне всегда нужно было погрузиться пальцами в эту симпатичную, пятнистую фасоль. Всегда.

Никогда не подумаешь, как много можно узнать о человеке, наблюдая, как тот покупает еду. На самом деле, очень многое. Люк скупался дико, бросая покупки в корзину, будто ненавидел их. Саншайн скупалась медленно и безрассудно, переходя от одного ряда к другому. Она смотрела на сыр в течение двадцати минут, зато брала первую попавшуюся пачку макарон на пути к кассе. Никто из них никогда не нюхал кофе и не поглаживал яйца или окунал руку в фасоль. Ни разу.

— Где ты научился выбирать еду? — спросила я. — Ты хорошо справляешься. Не слишком медленный, не слишком быстрый.

— Я учился в кулинарной школе, — ответил он.

— Нет, не учился. Ты всё ещё учишься в средней школе.

— Разве? — спросил Ривер и одарил меня своей хитрой кривоватой улыбкой.

— Да, учишься, — сказала я. А затем слегка нахмурилась. — А разве нет?

Ривер просто покачал головой и рассмеялся.

Когда мы вернулись в Ситизен, он помог мне разложить продукты по местам. В нашей кухне уже много лет не делался ремонт, но все приборы ещё были пригодны. Это была большая яркая комната с шафрановыми стенками, высокими потолками и длинным дубовым столом посредине. По обеим сторонам были два окна, и у дальней стены стоял старый жёлтый диван, гревшийся под лучами дневного солнца. На окнах были клетчатые занавески, а пол покрывала тёмно-жёлтая плитка.

Иногда я засыпала на этом диване. Пребывание тут в ночное время напоминало мне о том, как я делала голландские рождественские печеньки с Фредди — запах жареной корицы укрывал меня, как одеяло, а сахарные крошки таяли на языке, как снежинки.

Ривер наклонился и стал осматривать шкафчики. Его кофта приподнялась сзади, и я уставилась на загорелую кожу, проглядывающую над его штанами.

Внезапно мне захотелось поцеловать его в поясницу. Честно говоря, мне никогда раньше не хотелось поцеловать мальчика. Ни парней, с которыми Люк и Саншайн закрывали меня в шкафу, ни любого другого безрассудного, испорченного, не-байроничного парня в нашем городе.

Но Ривер был… Ривер был…

— Вайолет?

Я моргнула и подняла глаза вверх, чтобы встретиться с ним взглядом. Он оглядывался через плечо, наблюдая, как я наблюдаю за ним.

— Да?

— У тебя есть сковородка? Только не тефлоновая, ненавижу такую. Чугунная? Или из нержавеющей стали?

Я нашла Риверу старую чугунную сковородку в ящичке у раковины. Поставив её на плиту, я на секунду представила молодую Фредди в жемчужном ожерелье и шляпке, сползшей немного в сторону, стоящей за этой самой сковородкой и готовящей омлет после ночи, проведённой за сумасшедшими танцами, популярными в её дни.

— Блестяще, — сказал Ривер. Он зажёг газовую плиту и кинул масло на сковородку. Затем нарезал багет, обмазал его чесноком и проделал дырку в каждом кусочке. Положив хлеб на масло, парень разбил яйца и залил ими дырочки. Желтки были ярко-оранжевого цвета, что, ели верить папе Саншайн, означало, что курочки были счастливы как никогда, когда высиживали их.

— Яйца в рамке, — улыбнулся мне Ривер.

Когда они приготовились, но всё ещё были жидкими, он положил их на две тарелки, нарезал маленькими кубиками помидор и посыпал ими хлеб. Помидоры росли в паре миль от Эхо, в какой-нибудь милой теплице: они были греховно-красными и спелыми, как полуденное солнце. Ривер посыпал их морской солью, слегка полил оливковым маслом и передал мне тарелку.

Я облизала губы. Но не так, как делала это Саншайн. В моём движении не было сексуального подтекста. Я оставила вилку на столе, взяла поджаренный хлеб руками, пожевала, проглотила и засмеялась.

— Ривер, это так вкусно! Очень-очень вкусно. Где, чёрт возьми, ты научился готовить? — масло и томатный сок стекали по моему подбородку, но мне было плевать.

— Честно? Моя мама работала поваром, — Ривер снова одарил меня своей кривоватой ухмылкой, хитрой, хитрой, хитрой. — Это брускетта, но с жареными яйцами. Американский вариант итальянского блюда.