Между двух гроз

Иварс часто буквально срывался со своего дорогого кожаного кресла, трона, как любила шутить Айта, помогавшая ему в этот ответственный момент надеть плащ. Срывался, чтобы, неслышно скользнув по огромной мраморной лестнице, бегом направиться в холл, оттуда выбежать на улицу, на ходу нащупывая в кармане брюк ключи от машины. И вот, он уже выезжает по Лачплеша на Кришьяниса Баронса, шумную, хоть и довольно узкую для кипящей от будничной суеты и эмоций Риги, улицу. Где-то там осталась редакция, на столе недочитанная рукопись, на которую его непонятным образом угораздило посадить пятно от кофе. Невозмутимая Айта давно привыкла к тому, что Иварс такой. Ему это было более чем простительно.

С тех пор, как семь лет назад его дела пошли в гору, и к нему как к литературному агенту и редактору потянулась вереница известных и не очень писателей, Айта перестала ворчать и сетовать на судьбу, ругать начальство и писать колкости в социальных сетях. Всё это было бессмысленно. Её заработку можно было позавидовать — и не только заработку, а всему, чему обычно завидуют другие секретарши средних лет, трудящиеся в конторках и, в учреждениях и на складах, в учебных заведениях и в гостиницах, в поликлиниках и даже в борделях, умело замаскированных под массажные кабинеты.

Иварс мчался к одному из любимых своих мест. Чуть постукивая, работал двигатель «Кадиллака», поскрипывало сидение из белой кожи, солнце изредка появлялось из-за деревьев, но тут же ныряло обратно. У кого-то утро только начиналось. В глазах Иварса можно было заметить предвкушение удовольствия — конечно, это было бы в том случае, если бы вы находились на заднем сидении и имели неосторожность отвлечься от пейзажа за окном и взглянуть в зеркало заднего вида.

«Дух захватывает», — любил повторять он, вглядываясь вдаль и прищуривая при этом глаза. Так было и сейчас. От проезжавших мимо автомобилей мост слегка дрожал. Внизу несла свои желтоватые от растворенного ила и солей железа воды Гауя. Солнце заигрывало с верхушками елей. Где-то на склоне неистово пели птицы. И это было только утро, с которым так не хотелось расставаться. Страшно было подумать, что в сорока минутах езды Иварса ждёт его кабинет, стол, залитый кофе и нагруженный рукописями, которые нужно вдумчиво прочесть, чтобы быть способным по их содержанию сказать при случае что-то внятное и конструктивное. Он очень расстраивался, когда приходилось отказывать писателям, в основном начинающим, и искренне радовался, когда мог своим слегка кривоватым указательным пальцем показать растерявшемуся от неожиданности литератору, где нужно поставить подпись в договоре.

— Вот и подышал воздухом, поприветствовал утро, нужно возвращаться, — подумал про себя Иварс, — послезавтра Лиго, всё доделать хотелось бы до выходных. По старой памяти он боялся, что Айта начнёт ворчать на него за то, что работа остаётся на выходные, хотя она давным-давно уже смирилась со странностями шефа и отца её детей, стараясь освободить его от обыденной офисной рутины и дать возможность читать, редактировать, критиковать — словом, делать всё то, что дает возможность заработать. В отличие от Иварса, Айта не была лишена коммерческой жилки. Впрочем, за это он её и ценил. Ему — писать рецензии, потирая руками и бормоча себе под нос что-то очень восторженное, устраивать литературные посиделки, быть на виду. Ей — следить за счетами, гонорарами, арендой, документами, и за всем этим не забывать о Гунарсе и Анне. Гунарс, правда, давно жил один и особого внимания к себе не требовал. А оторва Анна.… Если бы они с Иварсом были женаты, всё было бы, вероятно, иначе. Впрочем, Айте жалеть было не о чем. 

II

Знаете, как празднуют Лиго? Лиго пахнет только-только разыгравшимся в полную силу летом, разливается сколь необъяснимой, столь и притягательной тайной, звонким девичьим смехом, то и дело раздающимся в округе в прелой дымке июньского вечера. Лиго празднуют, чувствуя себя юными, с верой в то, что чудо вот-вот случится, стоит только в это поверить сильнее обычного. Съешьте кусочек тминного сыра — и будете счастливее всех, если вам попадётся тминное зёрнышко, и вы его как следует разжуете.

В самую короткую ночь в году, вовсе и не похожую на ночь, если увидите вдалеке костёр, подойдите к нему, вглядитесь в лица стоящих вокруг. Счастливы ли они? Да, наверное, счастливы. Но что ищут здесь, на Лиго, стоя на лугу на окраине хутора, где притушен электрический свет во всех домах, и подкидывая веток в огонь? Нет границ человеческому счастью, если только эти границы мы сами себе не выстраиваем. И только вы это подумаете, как кто-то возьмёт вас за руку и потянет за собой.

Kas neguļ Jāņu nakti,

Tas dabūs šoruden.