Между двух миров

Одной из совершенно неожиданных обязанностей Ланни стало отвозить отца в отель советской делегации в Санта-Маргарета «Шли оживленные переговоры. Ланни познакомился за это время со всеми руководителями делегации и многими из второстепенных сотрудников; он слышал от них рассказы о революции, они говорили с ним о своих надеждах и опасениях. Забавно было наблюдать, как возрастает удивление отца, по мере того как он открывает новые качества у большевистских лидеров. Замечательные люди, вынужден был согласиться Робби, их ум отшлифовался в горниле ожесточенной борьбы и страданий. Американец не ожидал найти неподдельный идеализм в сочетании с деловитостью, он считал, что такая комбинация не может даже существовать в человеческой натуре. И меньше всего ожидал он встретить образованных людей, с которыми интересно было вести теоретические споры.

Эти встречи с русскими были для Ланни своего рода школой, и он надеялся, что отца они тоже кое-чему научат, но надежды его не сбылись. Все мысли Робби были сосредоточены на ожидаемой концессии и на длинных донесениях, которые он посылал Захарову, или на шифрованных записках заинтересованным лицам в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Робби интересовался только одним: будут ли большевики держать свое слово и, что не менее важно, удержат ли они власть? Вот почему всем этим дельцам было так дьявольски трудно принять определенное решение. Четыре с половиной года они уверяли, что эти фанатики будут стерты с лица земли; но каким-то образом, по необъяснимой причине, они ухитрились удержаться. И перед американским дельцом возникла скучная задача: понять новую философию, новую экономическую систему, новый кодекс нравственности.

В этом отношении сын был полезен для Робби и-мог бы быть еще более полезен, если бы только он был хладнокровнее и знал, где надо остановиться; но юный фантазер принимал этих людей всерьез, и это раздражало Робби и мешало ему сосредоточиться на своей работе.

Ланни присутствовал также на завтраке, данном Робби американскому послу, мистеру Чайлду, которого они между собой всегда называли «Младенцем». Это был моложавый, почти мальчишеского вида, гладколицый джентльмен, словоохотливый и гордый услугой, которую он оказывает своей стране: ведь американские дельцы получат свою долю пирога, который будет поделен в Генуе. Завтрак происходил в отдельном кабинете, и, кроме мистера Чайлда, за столом сидел адмирал, назначенный ему в помощь в качестве «наблюдателя». Этот пожилой моряк, без сомнения, умел наблюдать за маневрами неприятельских кораблей, но ни черта не смыслил в нефтяных делах и не маг разгадать махинаций Робби Бэдда.

Отец предупредил Ланни, чтобы он никоим образом не проговорился о связях Робби с Захаровым; Робби — «независимый представитель американского синдиката» — и все. Автор популярного романа, любивший и умевший поговорить, рассказал, что знал о конференции, о том, что творилось вокруг нефти, чего добиваются американцы; много тут было таких сведений, которые Бедфорд, один из главных заправил Стандард Ойл, отнюдь не желал бы сообщать кавалеру Почетного легиона и ордена Бани.

У Ланни развеялась еще одна иллюзия. «Дела» всегда представали перед ним в ореоле патриотизма; когда Робби говорил о своей деятельности, всегда выходило так, что он заботится об умножении богатств Америки и доставляет работу американскому трудовому люду. Фирма Бэдд — американский военный завод, и, работая на нее, Робби способствует безопасности Америки. Но вот сейчас Америка нуждается в нефти для своих кораблей и для прочих надобностей. И однако этот «независимый» участвует в тайном сговоре с Детердингом, не то голландцем, не то англичанином, и с греком Захаровым, гражданином всех стран, где у него есть военные заводы; Робби Бэдд интригует во-всю, чтобы парализовать усилия американского посла и американских компаний. Как бы ни относиться к Стандард Ойл, это американский трест. Концессия Робби не достанется ни американскому народу, ни правительству; владеть ею будут компаньоны Робби, а Робби собирается ею управлять.

Таким образом, перед Ланни предстала во всей своей наготе та истина, что патриотизм буржуа есть вывеска, за которой скрываются корыстные интересы; старый Сэмюэл Джонсон был, таким образом, прав, когда с горечью утверждал, что патриотизм — последнее прибежище подлецов. Ланни не хотел плохо думать о своем отце, он всеми силами старался не поддаваться этим мыслям. Он сидел здесь, ему нечего было делать, как только слушать и наблюдать, и, конечно, он не мог не видеть, как ловко Робби обводит вокруг пальца слабохарактерного дурачка, который со всеми подробностями рассказывает ему, какие инструкции он получил от государственного департамента насчет поддержки Стандард Ойл и его агентов в Генуе.

V