Между двух миров (СИ)

— Спасибо, но я помню, я читал очень внимательно, отта, — он принимает правила игры и обращается к тебе по правилам этикета. — Я изучил все материалы и посоветовался с другими юристами, ваш рабочая виза, как и стоило ожидать, строго контролируется вашим непосредственным начальством — школой Святого Михаила. Если вы меняете место работы, то ваша виза, к сожалению, автоматически аннулируется, вам придется заново подавать документы, ждать одобрения и на это время вы неизбежно окажетесь в серой зоне. Ваш будущий работодатель согласится заново оформить вам новую рабочую визу? Вы интересовались этим вопросом? И еще кое-что, этот юноша, ваше с ним, — он запинается на секунду, — родство, не поддерживается нашим законодательством, о чем вы, конечно, знаете. Вы являетесь его попечителем только до тех пор, пока у вас есть виза, в дальнейшем, если он останется по эту сторону, его судьбу будет решать муниципальная служба и совет по защите детей.

— Именно поэтому я и обратилась к вам.

— Благодарю за доверие. Я нашел некоторые обходные пути, но они требуют некоторых затрат.

— Деньги не имеют значения.

— Хорошо, у вас есть в Монселе те, кто мог бы при необходимости оформить опеку?

— Нет, — отвечаешь ты.

— Возможно, вам придется рассмотреть временный вариант, специализированную школу-интерната для детей ИР, оставшихся без попечения родителей. В этом штате такая только одна, при государственной академии конфликтологии имени Райтлеха. Не торопитесь отказываться, подумайте, почитайте, в Сети много информации, и помните — это на всякий случай. Еще мне надо будет напрямую связаться с вашим будущим нанимателем и выяснить его мнение по вопросу вашего контракта. Это частная организация, не так ли?

— Да, эта частная школа Юстиниана, юридическая школа международного уровня, её спонсирует дипломатический корпус ООАН. Меня пригласил лично Ион ир Сен, нынешний директор школы. Я попыталась обсудить свой уход с моим начальством, но натолкнулась на препятствие и неприятие. Я понимаю, что они меня пригласили, я им благодарна за это, но не вижу причин, по которым они должны превращать мой контракт в рабство.

— Когда истекает ваш контракт со школой Святого Михаила?

— Чуть больше чем через два месяца, в конце июля. Мне стоило обратиться к вам раньше, но я надеялась решить проблему самостоятельно.

— Школа предлагала продлить контракт?

— Да, но я отказалась.

— Они надеются на то, что под угрозой лишения визы, вы станете сговорчивее, поэтому пытаются вас напугать, но по закону они не имеют права вас удерживать. А так как вы уже прожили здесь уже больше десяти лет, вы имеете право подать документы на так называемую, «постоянную визу», это не гражданство, но близко. Есть такое постановление, кстати, ООАН его и пропихнуло в Сенат, оно позволяет вам оформить визу, которая никак не будет зависеть от вашего работодателя. Единственное условие, ваше место жительство будет предоставлено государством, ну и служба контроля, конечно. А и еще, необходимо предоставить вашу финансовую отчетность, доходы и расходы, вам не положено пособие, и они заходят убедиться, что вы способны сами себя прокормить. Прожиточный минимум на одного взрослого вроде около восьми тысяч ляссов, сейчас.

Ты лезешь в сумочку, достаешь конверт и выписки с банковских счетов. С деньгами у вас проблем нет. Вы хорошо обеспечены на все оставшиеся жизни, даже если ты ни дня больше не проработаешь.

— Хорошо, я займусь этим, как можно скорее, — он забирает у тебя конверт. — И еще раз спасибо за оказанное доверие, думаю, мне удастся его оправдать.

Ты поднимаешься, мужчина поднимается следом и улыбается вполне искренне. В отличие от его офиса, он тебе нравится, ты долго изучала его, прежде чем решилась нанять. Ты бы посоветовала ему сменить персонал и дизайн, но понимаешь, что это не твое дело.

— Благодарю вас, наба. Звоните в любое время.

Он чуть кланяется, отступает назад. Ты, не оглядываясь, идешь к двери. Твоя тень бесшумно ступает за тобой.

В лифте, пока вы спускаетесь, он шумно выдыхает, и не в силах больше скрывать напряжения, говорит:

— Если ничего не получится, сбежим в Ксаравию. Мне кажется, загар тебе пойдет, — он заталкивает руки поглубже в карманы толстовки и снова надевает капюшон.

Ты не любишь когда он прячет лицо. Чешуйчатый, перламутровый узор, его единственное наследство, он красив, эстетичен, притягателен и напоминает карту. Одно из сокровищ на ней для тебя, ему тогда было восемь и вы взахлеб читали Жюль Верна, ты часто рисовала на перекрестных, перламутровых линиях крестики карандашом для глаз, отмечая, где зарыт клад. Он долго ходил гордый и не смывал. Теперь ему четырнадцать, он кажется взрослым и местами резким.

Лицо заострилось, глаза потемнели, зрачок вытянулся поперек обоюдоострой линией, будто подводя черту. Узор стал четче, исчезла размытость цветов, каждая чешуйка заняла своё место. Его дразнят змеенышем, но он этим гордится. В ответ он обычно широко улыбается, демонстрируя тонкие, длинные клыки.