– Я убью тебя раньше, чем ты сумеешь причинить моей дочери хоть малейшую неприятность, – будничным тоном сказал он и медленно поднял оружие, наставив его дуло мне прямо в глаза. – Хватит уже с нас… неприятностей. Везде ты суешься, стерва…
К этому я все-таки была не готова. Но несколько лет службы в горячих точках сделали свое дело: мое тело отреагировало на опасность раньше, чем успели включиться мозги. Я сцепила руки в замок и ринулась вперед, как торпеда, обрушив на своего противника всю массу своего тела.
Сомкнутыми руками я ударила его по горлу, своей головой одновременно разбив ему нос и губы. Но Ильинский успел-таки нажать на курок – звук выстрела напомнил хлопок бумажного пакета. Пуля ударила в потолок, и на нас тонкой струйкой посыпалась выбитая ею известка.
Истошно закричала Марина – и сразу оборвала крик. Краем глаза я успела заметить, что она вскочила с кресла и выбежала из комнаты.
Мне следовало поторопиться.
Ильинский был достаточно крепким орешком, во всяком случае, руки у него оказались сильные, как тиски, и пистолет мне из них выбить не удалось. Я его лишь частично оглушила, и только поэтому он не смог пристрелить меня.
Поднявшись, я намеревалась нанести ему второй удар, желая выбить у него из рук пистолет, – и сделала это: грозная машинка отлетела к стене. Но и Ильинский не терял времени даром – резко развернувшись, он выбросил вперед руку и выдал мне сильнейший удар между глаз. В голове моей словно взорвалась граната. Не удержав равновесия, я вцепилась руками в стол, а Ильинский поднялся на ноги. По его лицу текла кровь из разбитых рта и носа. Он пнул меня в бок, но я заблокировала этот пинок, перевернувшись, откатилась в сторону и мигом вскочила на ноги.
Ильинский зарычал и потянулся за своим оружием. Я опередила его, отпихнув пистолет ногой, он отлетел в другой конец комнаты. Тогда противник бросился на меня, как разъяренный бык. Я встретила его сильнейшим прямым в лоб, но он всем своим весом обрушился на меня, и мы оба буквально впечатались в стену, при этом на пол со звоном рухнули какие-то две картины. Я собралась с силами и коротко, без замаха, особым спецназовским ударом вогнала ему жесткие прямые пальцы в солнечное сплетение. Наконец он обмяк.
Я немного отдышалась. Ну и здоров он драться!
– Женя! – вдруг позвал меня кто-то негромко.
Я повернула голову и увидела Марину. Она стояла на пороге комнаты и зажав в руке столовый нож. Держала она его очень неумело, нелепо выпятив кисть вперед, и поэтому не смогла бы замахнуться нужным образом. Опершись спиной о стену, я быстро стащила с кресла оказавшуюся слева от меня какую-то накидку и обернула ею свою левую руку. И когда Марина бросилась на меня с ножом, я приняла лезвие на защищенную руку, а свободной, правой рукой, дернула девушку за волосы вниз, вынудив ее пригнуться к полу, и аккуратно нокаутировала ее резким ударом ребром ладони по шее.
Все! Можно звонить Курочкину.
– Женя! А ты ничего не путаешь?! – потрясенно спросила меня тетя Мила, когда я, умывшись и кое-как «залатав» свои ссадины и синяки, вкратце рассказала ей о произошедшем. – Ведь на Марину действительно кто-то покушался! Вспомни – ты сама говорила, что убийца пытался залезть в ее палату через больничное окно?..
– Еще неизвестно, был ли это убийца! Может быть, просто человек, желавший с ней поговорить. А впрочем, я не отрицаю, что у этого визитера накопилось в душе достаточно ненависти, чтобы желать нашей Марине всяческого зла.
– Да, но кто же это был?!
– Тот, из-за которого все и началось. Человек, избивший ее в темном подъезде.
– Кто же это?
– Знаешь что, тетя Мила, давай-ка мы с тобой подождем суда…
Суд над Мариной состоялся только в конце февраля. Суровые ветры пронизывали насквозь, холодными щупальцами пробираясь прямо под одежду. Но, несмотря на такое нахальство мерзкой погоды, мы с тетей Милой все же добрались до зала суда – и там увидели, что Курочкин со своими помощниками восседает в первых рядах.
Егор Протасов на суде над Мариной не присутствовал. Его деяния – изнасилование, а затем и жестокое избиение Марины с последующим покушением на ее жизнь – закончились тем, что на него, в свою очередь, завели отдельное уголовное дело – по заявлению подсудимой. Некоторые эпизоды следствию доказать не удалось, но свои четыре года – увы, условно – этот подлец все же получил. Хотя его стоило бы засадить по-настоящему!
Шел последний день судебного заседания. Во вконец исхудавшей, бледной, коротко остриженной девушке с посеревшей кожей и тусклыми, безразличными глазами почти нельзя было узнать прежнюю Марину Ильинскую. Мы уже знали, что младший сын Антонины, Алексей Протасов, приехав из армии в отпуск, который ему дали в связи со смертью матери, не захотел видеть свою бывшую «невесту»; он даже ни разу не пришел к ней на свидание в СИЗО, хотя девушка очень просила его об этом.