— Король Август совсем плох, государь Петр Алексеевич. Ежели хочешь живым застать, то поспешить нужно.
Я кивнул и вышел из библиотеки, направляясь в покои короля. Я ведь оттягивал эту встречу до последнего, потому что не знал, что можно сказать старому больному человеку, который, возможно, вообще не виновен в происходящем, слишком уж вовремя его удар хватил. У дверей, ведущих в апартаменты короля я на мгновение остановился, а затем решительно вошел внутрь. На меня обрушился запах, всегда сопровождающий тяжелую болезнь. В этой полутемной комнате он был невероятно концентрирован, словно усилен в несколько сотен раз. Меня едва не вырвало, но я сдержался и сделал шаг к огромной кровати, на которой лежал Август, который выглядел так, словно от него осталась всего половина. Подойдя поближе, я наткнулся на его взгляд. Сейчас на пороге смерти, взгляд этого короля, который никогда королем по сути не являлся, был как никогда ясен. Говорить он не мог, лишь промычал что-то невразумительное и протянул ко мне дрожащую руку. Я сначала не понял, чего он хочет, но затем до меня дошло: Август боится. Он боится умереть в одиночестве, брошенный, покинутый даже собственными слугами. И это действительно было страшно. Колебался я недолго. Решительно придвинув к кровати кресло, я сел в него и, протянув руку, сжал его ладонь – холодную, покрытую тонкой, словно пергаментной кожей. Я ничего не говорил, все слова были ни к чему. Август с благодарностью сжал мою руку, а в его глазах промелькнуло облегчение. Я сидел, сжимая в своей руке руку своего умирающего противника, и смотрел, как из уголков прикрытых глаз по морщинистым щекам текут тонкие ручейки. Не знаю, сколько я так просидел, вероятно, не слишком долго, но встал я лишь тогда, когда его рука разжалась, освобождая мою, и упала на кровать. Попытавшись нащупать пульс, и не сумев этого сделать, я встал, подошел к двери и столкнулся с перепуганным старым слугой.
— Его величество скончался только что, — отрывисто бросил я ему. — Я надеюсь, у вас хватило ума причастить короля, перед кончиной?
— Да, ваше величество, — закивал старик, просачиваясь мимо меня в комнату и бросаясь к своему господину. — Его величество причастили еще утром, до начала битвы.
— И где ты шлялся? Почему оставил его одного? — подойдя к окну, я решительно распахнул створы, впуская в комнату морозный свежий воздух.
— Я одежду перешивал, чтобы было во что его величество обрядить, — пролепетал слуга, с ужасом глядя на мои манипуляции. — Его величество слишком сильно похудел за время болезни, все его костюмы стали большими. А специальное погребальное платье никто… — он запнулся и принялся укладывать тело таким образом, чтобы окоченение не навредило ему.
— Ему даже не сочли нужным погребальный костюм сшить. Какие прекрасные взаимоотношения, — процедил я, глядя, как суетится этот слуга, как осторожно он прикасается к королю, словно боится причинить боль. Поймав его очередной взгляд, который он кинул на меня и на окно, я приподнял бровь. — Что? Ему свежий воздух уже не повредит, а вот все остальные вполне могут задохнуться и разделить судьбу своего господина, — в комнату вошел какой-то придворный, с опаской смотревший на меня, словно опасающийся, что я сейчас наброшусь на него и как минимум покусаю. — Позаботьтесь хотя бы о погребении, достойном короля, коль скоро даже о погребальных одеждах вовремя не позаботились, — бросил я ему, не сумев сдержать презрения, да и не стремясь его сдерживать, после чего вышел из этой комнаты, в которой сам воздух был пропитан страданиями, унижениями, чувством полнейшей безнадежности и смертью.
Постояв в коридоре с минуту, я решительно направился в сторону комнат графини Ожельской. Эту дорогу я прекрасно помнил, несмотря на то, что в прошлый раз, когда по ней шел, был изрядно пьян. Всю дорогу я настраивал себя на то, чтобы не убить эту дуру, во всяком случае сделать это не сразу от порога. К дверям ее апартаментов я подошел практически настроенный на то, чтобы сначала поговорить, а уж потом решать, нужно ли сохранять ей жизнь, или все же нет.
Все придворные сидели по комнатах под охраной. Как только гвардейцы сообщат о том, что во дворце полностью безопасно, их всех вышвырнут вон в городские резиденции, пускай поучаствуют в сборе средств для нужд Российской империи.
Оба гвардейца, охраняющих графиню, вытянулись во фрунт, завидя меня. Открыв дверь, я зашел внутрь, но не стал закрывать ее до конца, не хочу, чтобы поползли хоть какие-то сплетни в отношении меня и этой…
Какими бы благими намерениями я ни пользовался, когда шел сюда, как бы ни убеждал себя, что графиня женщина, а с женщинами вроде бы нужно поступать как-то помягче, все это слетело с меня буквально за пять секунд во время которых она бросилась на меня, зажав в руке кинжал. Перехватив ее руку, я вывернул ее за спину, сжав так, что графиня застонала, разжала пальцы и совершенно не декоративное оружие упало на пол. При этом я рывком притянул ее к себе, лишая возможности сильно дергаться.