Между двумя мирами

— Вот, послушай, — я кивнул Митьке на кресло, а в комнате остались только эти два и то, принесенные с чердака, потому что тот комплект, который был украшением этой комнаты, уже лежал в какой-то телеге.

После смерти я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов, тогда как рай населен одними нищими, монахами и апостолами

или вот:

Обыкновенные люди не выносят свободы, боятся ее больше, чем смерти, и, совершив преступление, падают под бременем раскаяния. Только герой, избранник судьбы, имеет силу вынести свободу – переступает закон без страха, без угрызения, оставаясь невинным во зле, как звери и боги.

— До бога мне далековато, возможно я являюсь зверем? Тут намедни меня назвали Антихристом.

— Тебе льстили, государь, — вот же паразит. И когда он успел научиться огрызаться? — Но вот у сеньора Макиавелли мне больше по нраву выражение:

Когда дело идет о спасении отечества, не может быть речи о предательстве и верности, о зле и добре, о милосердии и жестокости, — но все средства равны, только бы цель была достигнута.

— Не пытайся меня оправдать, Митя, — я отложил книгу в сторону и, выбравшись из кресла, подошел к столу. — Ставь сюда.

— Кто-то же должен оправдывать, коль сам ты на это не способен, — Митька поставил предмет на стол и аккуратно снял с него тряпицу. Я смотрел на закрытую китайскую вазу как на ядовитую змею, коей та сейчас по сути и являлась. Жаль ее. После того, как я закончу, ее нужно будет уничтожить. Ну, или… я осмотрел пустую комнату, или оставить здесь в качестве подарка-сюрприза для особо любопытных.

— Иди отдыхай. И предупреди, чтобы никого сюда не пускали, пока я сам не выйду.

Митька кивнул и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой двери. Некоторое время я стоял, прислушиваясь к тому, как он передает мой приказ стоящей за дверьми охране.

Ну что же, пора приступать.

Подняв так и не дочитанную книгу, я начал методично вырывать из нее страницы, и закладывать ими стол. Стол был древний, некрасивый, зато прочный и вполне подходящий моим замыслам.

— Прости меня, сеньор Макиавелли, но во многих вещах я с тобой категорически не согласен, поэтому быть тебе защитой, потому что напечатали тебя на бумаге, которая вполне подходит для этой самой защиты, — я говорил вслух, чтобы слышать хотя бы свой собственный голос. Ваза встала на бумагу. После третьего слоя я отбросил покалеченный том в сторону и подошел к камину, где на каминной полке стояла шкатулка с плотно пригнанной крышкой. Перенеся шкатулку на стол, я принялся доставать из нее принадлежности: плотные кожаные перчатки, полотняная маска для лица, гребень, небольшой плотно закрытый фиал. Смочив маску водой, я надел ее. Глаза закрыли самые обычные очки, к которым Эдвард Скарлетт не так давно добавил дужки. Диоптрий в стеклах не было, это были обычные стекла, которые должны были защитить глаза от вредного воздействия. Надев на руки перчатки, я капнул на них водой и принялся ждать. Спустя пять минут вода так и не добралась до кожи, и я посчитал предварительные приготовления завершенными. После этого я поставил опустевшую шкатулку на стол, неподалеку от вазы и принялся открывать доставленный мне аж из Москвы предмет.