Между двумя романами

Прихожу. Угощает любезно чаем, какими-то конфетами. Такие даже на улице Горького не продаются. Прямо с конвейера фабрики "Красный Октябрь" они отправляются в особое путешествие, где нет никакой дороги к нормальному советскому рублю. Я отдал им должное, одолел полкоробки этих конфет, чудесных таких. Это, по-моему, был единственный гонорар, который я за свой роман получил через "Международную книгу". И скажу, как хорошо не быть номенклатурным работником! Чудеса! Ни один из них не смакует свои конфеты, как смаковал их тогда я, случайно до них дорвавшись. Получил комплекс ощущений приятнейших. Больше мне и не надо - хватит воспоминаний. И все же полкоробки конфет и стакана чаю маловато писателю за роман.

В Пушкинском музее есть скульптура раба. Работы Микеланджело. Удивительная вещь! Можно смотреть часами. Человек, у которого что-то сломалось внутри. Его ударь, плюнь в лицо - будет молчать. Возьми у него роман, заключи договор с десятками издательств и скажи при этом: "Владимир Дмитриевич, вы же теперь с нами не будете здороваться. Вы теперь станете страшным богачом. Купите себе "мерседес". Будете получать громадные деньги за границей. Кушайте конфетки, Владимир Дмитриевич, пейте чай с лимончиком..." И я, значит, эти конфеты ел. Вот так с этим рабом можно обращаться, а потом выгнать его пинком, ни шиша не дать, и он будет молчать. Иногда, тяжело задумываюсь, сам себе кажусь похожим на такого раба. Я никогда не протестовал, не кричал, не требовал, но, правда, как-нибудь все же скажу, чем я от раба отличался.

(Жена. В "Межкнигу" В. Д. приглашали не один раз. Первый визит - 9 февраля 1957 года. В этот визит была общая договоренность о благоприятном (по словам Змеула) для автора сотрудничестве с "Межкнигой". К приходу писателя было уже заготовлено письмо, в котором права на заключение иностранных договоров и на защиту своих интересов автор препоручал "Межкниге". Иначе В. Д. поступить не мог: других путей для него тогда просто не было. Через несколько дней Дудинцев подписал бумагу о передаче своих прав через "Международную книгу" французскому агентству "Ажанс литерер артистик паризьен". Это коммунистическое агентство возглавлял в то время Жорж Сориа. Таким образом, агентство получало все права на издание романа независимо от того, в какой стране он издавался. Автора, конечно, заверили, что его интересы будут соблюдены. Владимира Дмитриевича в первую очередь заботила добросовестность перевода.

В. Д. приглашали к Змеулу еще несколько раз, когда возникали трудности в связи с письмом от какого-то иностранного издателя. Всех этих издателей В. Д. с помощью Змеула отсылал к агентству "Ажанс литерер". От себя добавлял, что настаивает на высоком качестве и объективности перевода как на непременном условии издания.)

Итак, я подписывал доверенность, в которой поручал "Международной книге" получать для меня деньги, заключать договоры, подписывать от моего имени документы. А он мне: "Кушайте, вот еще возьмите, подпишите". Заготовили все бумаги, я ему их все подписал. Попрощался. Ох, какой я был ребенок! Как я всем этим товарищам, что Прокофьев, что Михалков, что вот этот Змеул... Мне не так уж мало было лет - 35. А я, как дитя, - смотрел с доверием и симпатией.

А договоров было с шестьюдесятью издательствами. Вот так...

Понимал ли я, что этот Змеул меня объегоривал и обманывал, что он обманывать людей привык? И что он раб. Потому, что раб может быть двух видов: человек, которым помыкают, - раб, и человек, который помыкает, тоже может быть рабом, только там знак "плюс", а здесь - "минус". Но, в общем, это одно и то же: и тот и другой - рабы. Если человек не раб, он не может переносить, чтобы им помыкали, но он и не может помыкать другим человеком. Потому что помыкать человеком - это так же тяжело, как переносить побои и плевки в лицо. Это тоже нужно быть какой-то сверхсволочью, чтобы плевать другому в лицо. Два сапога - пара. Оба - рабы. Я, конечно, не догадывался о его сущности, пожал ему руку и вышел в предлинный коридор "Международной книги", пошел по мягкой дорожке. И вдруг чувствую - рядом со мной появился человек. И идет вроде как в ногу, задевая меня локтем, по этой дорожке. Рядом со мной идет. Думаю, неспроста он идет, не отстает и не обгоняет. И вдруг он говорит вполголо-са: "Вы Владимир Дмитриевич?" - "Да". - "Вы были у Змеула?" - "Да-да". - "Вы что, подписали поручение?" - "Да, подписал". "Отдали роман ему?" - "Да, отдал". - "Так вы же ни копейки не получите от них. Они же будут ваш роман продавать в Америке, в Англии, в ФРГ". И я... Еще надо проанализировать, почему я так ответил. Я сказал: "Меня не интересует вся эта валюта. Я приходил сюда вовсе не для того, чтобы продавать свой роман издателям за границу. Компетентные товарищи знают, можно или нет, нужно или нет. И пожалуйста, если вы пытаетесь вызвать у меня сожаление по поводу каких-то сребреников, которые я, может быть, потерял, то вы глубоко ошибаетесь", - и он сейчас же исчез за какой-то дверью.