Капитулировать перед бунтовщиками на сей раз власть не стала, а поступила умнее.
Алексей Михайлович принял послов милостиво и в ответном слове вроде бы даже оправдывался. В Новгород поехал царский посланец, с такими же мирными речами, уговорил горожан открыть ворота воеводе со стрельцами. После этого церемонии закончились. Воевода арестовал зачинщиков. Смертью, правда, никого не казнили – ограничились поркой, что тоже было мудро. Новгородцы почувствовали силу государства, но не обзавелись мучениками. Город постепенно успокоился.
С Псковом поступили так же – с той лишь разницей, что горожане, видя пример Новгорода, выдали вожаков сами.
Так бурно начиналось правление Алексея Тишайшего, а впереди были еще более грозные внутренние потрясения.
Историки называют эту эпоху «бунташным временем»; его отличительная черта – быстрота и легкость, с которой вспыхивали мятежи. Многие авторы обращали внимание на эту особенность взаимоотношений русского народа с властью: простые люди либо терпели и пребывали в состоянии абсолютного покорства – либо сразу переходили к кровавому бунту. Середины не бывало. В этом отношении московское общество напоминало рабовладельческий Рим, где рабы тоже, если уж восставали, то «бессмысленно и беспощадно». Собственно говоря, крепостная зависимость, в которой состояло большинство бесправного российского населения, и было самым настоящим рабством.
Медный бунт
Следующее крупное народное возмущение стало косвенным следствием украинской экспансии, которая повлекла за собой войну с Польшей, а затем и Швецией. Огромные расходы, связанные с содержанием большой армии, разоряли государственную казну и заставляли правительство выискивать все новые способы ее пополнения.
Один из таких экспериментов скверно закончился.
Серебряной монеты, основного платежного средства, постоянно не хватало – этот металл в Россию завозили из-за границы.
В 1656 году царский советник Федор Ртищев придумал чеканить вместо серебряных денег медные. Идея заменить благородный металл медной ассигнацией сама по себе была неплохой, она намного опережала время. Осуществиться она могла лишь при доверии населения к государству, к царскому гербу и к казенным монетным дворам. Такое доверие в обществе было, и на первых порах выгода от реформы получилась существенной, поскольку медь обходилась в шестьдесят раз дешевле серебра.
Но довольно скоро от доверия ничего не осталось, поскольку и государство, и многие предприимчивые дельцы им злоупотребляли.
Казна стала чеканить деньги сверх всякой меры. Австриец Мейерберг сообщает, что правительство выпускало медных монет впятеро больше, чем позволяли доходы. Вследствие этого России пришлось познакомиться с инфляцией. На первых порах медная копейка шла вровень с серебряной, но затем ее стали принимать менее охотно, требовали доплаты, и эта доплата всё возрастала. Через семь лет «обменный курс» достигал пятнадцати к одному.
Ситуацию усугубляли фальшивомонетчики, научившиеся подделывать медные деньги. У преступников имелись высокие покровители, к числу которых принадлежал и царский тесть Илья Милославский, так что управу на них найти было непросто.
Не стеснялись и мастера-чеканщики, выпускавшие «налево» столько денег, сколько им хотелось.
Государство, конечно, пыталось бороться с этой бедой обычными средствами – жестокими публичными казнями. Эмигрант Григорий Котошихин, записки которого я еще не раз буду цитировать, пишет, что по «медным» делам предали смерти до 7000 человек. Но вместо одних преступников появлялись новые. Алчность всегда сильнее страха, а тут нажива выходила и быстрой, и легкой.
Ущерб от провалившейся монетной реформы был громаден.
Первыми пострадали воины действующей армии. Им платили жалованье медью, а местные жители на Украине и в Белоруссии отказывались принимать такие деньги. В самой России нарушилась вся система расчетов при торговле и взимании долгов. Продавцы не хотели брать обесценившиеся копейки, кредиторы требовали от должников только серебра, а его становилось все меньше и меньше – осторожные люди предпочитали припрятывать «настоящие деньги», не пускать их в оборот. Неудивительно, что наступила ужасная дороговизна, и беднота, прежде всего городская, оказалась в отчаянном положении, на грани голодной смерти.
Негодовала вся страна, но столичные жители имели возможность выразить свое недовольство прямо государю, как это произошло 14 лет назад.
15 июля 1662 года какие-то неизвестные вывесили в центре Москвы, на Лубянке, «подметный лист» с перечислением лиц, ответственных за медную «измену». Это были двое Милославских (царский тесть Илья Данилович с его родственником окольничьим Иваном Михайловичем), Федор Ртищев и богатый купец Василий Шорин, по слухам чеканивший фальшивые деньги. Это событие стало искрой, от которой начал разгораться пожар.
Собралась толпа, заволновалась. Через некоторое время появились двое казенных людей, сорвали письмо – и сделали только хуже. Горожане чуть не прибили служивых, отобрали у них бумагу и стали читать ее вслух всем, кто шел на шум.