Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век

У кого-то возникла идея отправиться с этим списком к государю.

Алексей находился в своем загородном дворце Коломенское, праздновал рождение дочери Феодосии. Вдруг ему доложили, что приближается огромное скопище взбудораженных людей. Скоро они заполнили весь широкий двор.

Большой охраны в Коломенском не держали. Тут следует отдать должное Алексею Михайловичу. Он не растерялся и не запаниковал. Приказал домашним удалиться, Милославским и Ртищеву – спрятаться. Царь был уже не юношей, как в 1648 году. Он набрался государственного опыта, побывал на войне, избавился от докучной опеки Никона, а главное – умел разговаривать с толпой.

Выйдя на крыльцо без телохранителей, государь спокойно выслушал крикунов, хотя самые дерзкие из них хватали его за платье и за пуговицы. Алексей попросил всех разойтись по домам, а «изменников» пообещал «сыскать» и покарать. Поклялся в том богом, даже пожал одному из главных смутьянов руку.

Москвичи пошли назад в город, несколько успокоенные. Самый опасный момент мятежа миновал.

Но в Коломенское к царю ходила только часть «гилевщиков» (от слова «гиль» – смута). Другие в это время кинулись громить двор Шорина. Самого купца не нашли, но схватили его подростка-сына. Решили, что юный Шохин будет свидетельствовать перед царем о винах отца. Появился новый предлог идти в Коломенское.

Медный бунт. Э. Лисснер

Вторая толпа слилась с первой, возвращавшейся в город, и вся громада снова двинулась искать правды у государя. Настроение стало еще агрессивней, кроме того, к мятежу примкнуло немало стрельцов и солдат, в том числе вооруженных.

Однако теперь власти были готовы к отпору. К Коломенскому стянулись верные войска. Алексей Михайлович разговаривал с народом уже не с крыльца, а с коня, окруженный придворными, и был менее покладист. Он повторил, что проведет следствие, и велел толпе разойтись, а когда та не послушалась, приказал применить силу.

Пехота и конница атаковали неорганизованную людскую массу, погнали ее, стали избивать. Многих затоптали, человек сто утонули в Москве-реке, кого-то зарубили и закололи, а несколько тысяч задержали. Такого побоища столица не переживала со времен польской оккупации.

Следствие действительно было проведено, но «сыскивали» не виновников медного кризиса, а зачинщиков восстания. Автора рокового письма так и не нашли, но покарали многих. В сохранившихся официальных документах ничего не говорится о смертных приговорах, но Котошихин рассказывает, что полторы сотни человек повесили, многим отсекли руку или ногу, а еще больше было тех, кого иссекли кнутом, поставили на лицо клеймо «буки» («бунтовщик») и сослали в дальние края. Если это правда (а похоже, что так), подобная суровость в ответ на, в общем, бескровный протест должна была объясняться желанием вытеснить из народной памяти успех Соляного бунта, когда «площадь» фактически добилась смены правительства.

Скомпрометированную валюту отменили не сразу, а выждав год – очевидно, чтоб эта мера не выглядела уступкой мятежникам. Медные монеты не просто упразднили, а строго-настрого запретили даже держать их дома. Принудительный обмен на серебро проводился по грабительскому курсу 20:1.

Запуганная кровопролитием и репрессиями столица притихла, но держать в таком же страхе всю громадную страну, измученную воеводским произволом и военным разорением, было невозможно.

Долго сгущавшиеся тучи наконец разразились грозой.

Восстание Степана Разина

В низших слоях российского общества всегда находились люди, не согласные тащить крепостное и податное ярмо. Выход был единственный – уйти в края, где нет помещиков и воевод, – а направлений имелось два. Первое вело за Урал, где беглецы становились первопроходцами или колонистами, выполняя важную работу по открытию и освоению просторов Сибири (этой теме я посвящу отдельную главу). Второй путь был короче и лежал на юг, в придонские степи и волжские низовья. Вчерашние крепостные и посадские становились там вольными людьми – казаками, что по-тюркски и означает «свободные люди».

Это военное сословие оберегало рубежи России от татарских набегов, но в то же время доставляло Москве много хлопот. Правительство все время пыталось взять степную вольницу под контроль. Возможности для этого имелись, поскольку хлеб, порох и другие припасы казачество получало из России. При Михаиле Федоровиче донская область стала более или менее послушной, там возникли зачатки административной структуры: выборной атаман с канцелярией, старшина (совет уважаемых казаков), войсковой круг. Наметилось и имущественное расслоение, всегда выгодное для государственной власти.

Но кроме этой, удобной для Москвы казачьей элиты по широкой равнине бродили многочисленные ватаги казачьей голытьбы, главным образом из недавних мигрантов. Они никому не желали подчиняться и добывали себе пропитание саблей – хорошо, если обращая ее против «басурман», но когда никакого похода «за зипунами» не намечалось, эти шайки нападали на купеческие караваны.