Повод для изначальной ссоры был вроде бы ерундовым. Летом 1658 года в Москве принимали грузинского царевича Теймураза. Во время торжественного прохода по Кремлю придворный, расчищавший путь для процессии и, по обычаям того времени, лупивший палкой всех, кто загораживал дорогу, по случайности (а возможно, и нарочно, ибо царские слуги не жаловали никоновских) огрел патриаршего дворянина. Тот возмутился: как-де ты смеешь, я состою на службе у великого государя патриарха. Окольничий сказал, чтоб он не чванился, и ударил еще раз.
Обиженный побежал жаловаться патриарху. Тот написал письмо царю, требуя наказать виновного. Алексей не любил никого наказывать и, по привычке уклоняться от неприятных разговоров, решил пока не встречаться с рассерженным Никоном. Должно быть, бояре, давно уже ждавшие чего-то подобного, истолковали это по-своему либо же специально решили обострить размолвку. Князь Юрий Ромодановский, посланный к патриарху с поручением, вдруг заявил, что Никону писаться «великим государем» негоже, ибо в стране великий государь один – царь. Если это была провокация, то она превосходно удалась. Никон в сердцах сделал большую глупость: принародно, в соборе, объявил, что снимает с себя сан.
Патриарх, конечно же, рассчитывал, что царь перепугается и, как прежде, прибежит каяться. Алексей действительно переполошился, но прийти не пришел. При всем уме и манипуляторских талантах Никон, кажется, плохо понимал психологическое устройство своего питомца. При всяком конфликте тот норовил уйти от прямого столкновения, а всё окружение царя, враждебное Никону, – родня, друзья, бояре, – отлично понимали, что допускать этой встречи нельзя, и всячески ей препятствовали.
Никон не учел и того, что Алексей Михайлович уже не впечатлительный юноша, а тридцатилетний муж, который за последние годы побывал на войне, где должен был вдали от наставника принимать самостоятельные решения. Чрезмерная опека со стороны «собинного друга» начинала тяготить самодержца, что почувствовали и чем воспользовались никоновские недоброжелатели.
Век назад молодой Иван IV точно так же устал слушаться предводителей «Избранной Рады» – духовного наставника Сильвестра с «премьер-министром» Адашевым – и принял решение от них избавиться. Никон был Сильвестром и Адашевым в одном лице, то есть обладал двойным весом, зато тишайший царь был не чета царю грозному: он не умел рубить сплеча и жалостливо «отрезал хвост по кусочку». Эпопея постепенного отдаления Никона растянулась на целых восемь лет. Она очень любопытна и, пожалуй, даже уникальна, но ее пересказ займет слишком много места. Для нас существенно, что в 1658 году семилетний период правления патриарха-«великого государя» наконец завершается.