Между Гитлером и Сталиным

По свидетельству Георгий Санникова, с такая сеть осведомителей не оставлялась в покое: «Существовал у каждого оперативного работника с указанием его фамилии так называемый график встреч с агентурой, утвержденный начальником отделения. В таком графике указывалось не менее 12–15 агентов, встречи с которыми проводились минимум дважды в месяц, ну а при необходимости и чаще, с некоторыми иногда и дважды в день, когда было указание свыше — срочно получить, собрать реакцию населения по какому-то определенному вопросу. Я видел графики некоторых оперативных работников, в которых было по 30–40 агентов с указанием их кличек»[379].

Но это описывается ситуация в городах, потому что в сёлах такой темп «работы» обеспечить было технически невозможно.

Вот как тот же Санников описывает кропотливый сбор информации: «Неприятным для меня были ночные встречи с агентурой в глухих селах и хуторах, куда я добирался вместе с кем-либо из райотделовских сотрудников, как правило, автомашиной, под прикрытием двух-трех солдат. Ночи темные, тихие. Машину оставляли с вооруженным водителем за 1,5–2 километра от места встречи. Далее двигались молча, стараясь не производить шума, особенно в лесу, где все хрустит и шелестит. За сто — сто пятьдесят метров оставляли солдат, проинструктированных заранее. Затем максимально осторожно с пистолетом или автоматом наготове выдвигались к самому месту встречи, где, абсолютно невидимый в ночи, нас поджидал агент, как правило, обычный сельский вуйко (дядька. — А.Г.). Он сидел где-нибудь под стогом сена тихо, как мышь, и сердце обрывалось от страха, когда моя рука или нога упиралась или наталкивалась на что-то упругое, живое, человеческое. Садились рядом, тесно прижавшись друг к другу… Я жалел этих людей, так мало видевших радости и счастья в жизни. Почти все они не по доброй воле были связаны с госбезопасностью. Почти все — бывшие бандеровцы, партизаны лесные, или бандпособ-ники, имевшие в прошлом тесные связи с подпольем ОУН, или повстанцами, оказывавшие в прошлом, а иногда и в настоящем (зачастую и без ведома госбезопасности), помощь своим братьям по классу — вчерашним крестьянам, а ныне подпольщикам, банде-ровцам-оуновцам, революционерам, карбонариям…

Шепотом вели короткие переговоры, типа: “Новости какие-нибудь есть? Хлопцы не приходили? Что слышно в селе?” И, как правило, такой же короткий ответ: “He-а, ничего не слышно" И очень редко: “Говорили соседи (называлось имя), что в селе “А” на прошлой неделе тетка “У" слыхала на базаре от знакомой, что у такой-то сын в лесу видел вооруженных людей, не похожих на военных. Наверное, хлопцы из леса". На этом встреча заканчивалась. Иногда агенту давали, без расписки конечно, немного денег. Немного, потому что дали бы и больше, да как он эти деньги легализует, когда кругом сплошная бедность и безденежье»[380].

Таким образом, многочисленной националистической подпольной сети НКВД и НКГБ противопоставили нечто вроде сети «антиподполья». Эта сеть была куда более многочисленной, и функционировала столь же конспиративно. Главным ее отличием от националистической организации было то, что вербовалась будущая агентура в основном с помощью запугивания, а то и пыток и избиений потенциальных провокаторов и сексотов или, куда реже, с помощью незначительного материального поощрения или туманных обещаний служебного роста. ОУН же комплектовалась на добровольных началах, поэтому ее члены работали не за страх, а за совесть.

Следует отметить разницу в отношении к вражеской агентуре со стороны повстанцев и их противников. Если в каком-либо селе чекисты выявляли подпольщиков ОУН, или симпатизирующих их деятельности, то, если таковых не перевербовывали, обычно отправляли в заключение или ссылали. Расстреливали выявленных оуновцев не так часто. Повстанцы же, наоборот, могли отпустить домой бойца истребительного батальона или красноармейца, но почти всегда убивали сексота или агента НКВД и НКГБ.

Основное внимание агентуры спецслужб сосредотачивалось на выявлении и уничтожении командиров и ведущих функционеров УПА и ОУН. Также НКВД-МВД-НКГБ-МГБ старались добиться такого положения дел, чтобы чекистско-войсковые операции по ликвидации повстанцев и подпольщиков надежно обеспечивались разведданными, позволяющими установить точное местонахождение групп подполья и формирований УПА, численность их личного состава и руководства, наличие вооружения, возможные пути для отступления.

По свидетельству последнего Главкома УПА Василия Кука, были случаи отравления источников, повстанческой почты или минирования батарей для радиоприемников[381]. Хотя, массового характера подобные методы борьбы не приобретали, и особого вреда подполью не принесли.