Между Явью и Навью

Ератник схватил травницу и швырнул вверх. Тело сработало быстрей головы – пальцы ухватились за шершавую кору, Зорка подтянулась и оседлала ветку. Следом прыгнул лжесотник, забравшись ярусом выше. Сумрак под ногами вдруг ожил, загорелся десятками огоньков – дуб окружили волки.

– Сигмар, прогони их!

– Что я слышу? Ты вспомнила мое имя. И каким образом, по-твоему, я должен их прогнать?

– Ты же колдун! Вот и колдуй! – Ветка под Зоркой прогнулась с тихим треском. Снизу послышалось басовитое рычание.

– Видишь ли…

Зорка насторожилась, крепче уцепившись в насест. Обычно за этим вступлением следовали неприятные известия.

– Мои возможности пока ограничены. Удержание чужого тела забирает много сил. Могу убить одного-двух, но с целой стаей не справлюсь. Давай…

Отчаянно хрустнув, ветка переломилась пополам. Зорка ощутила, что летит вниз. Сердце попыталось выскочить через горло, но падение остановил рывок: Сигмар схватил ее за запястье. Ератник распластался на ветке, одной рукой держась за дуб, а другой пытаясь подтянуть травницу к себе. Волки оживились, глядя на мельтешащие на фоне звездного неба подошвы сапог. Самый крупный попытался допрыгнуть, но лишь вхолостую щелкнул зубами, промахнувшись на какую-то пядь. Рука травницы вспотела и начала медленно выскальзывать из ладони ератника. Да и ему приходилось нелегко – на скулах обозначились желваки, поперек виска проступила бьющаяся жилка. Он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Не смей падать, ты мне нужна!

Внезапно лес наполнился топотом и стуком трещоток. Первым из-за деревьев показался Карась с мечом в руках. За ним – человек пять гончаров с рогатинами и факелами. Волки, оценив новый расклад, по одному исчезли в темноте. Очень кстати – травница рухнула вниз, больно ударившись о вылезший из-под земли корень.

Раненую ногу Карась старался не нагружать, стоял, перенеся вес на здоровую. Но меч, нацеленный на травницу острием, держал по-прежнему крепко. Глаза недобро сузились, превратившись в две раскосые черные щели.

– Ты вовремя. – Зорка потерла ушибленный бок и выразительно покосилась на людей за его спиной. – Нам надо поговорить.

…До рассвета оставалось несколько часов. Зорка и Карась сидели у костра. Вой нахохлился, сложив руки на груди, травница помешивала в котле загустевшую жижу. Оба говорили так тихо, что иногда приходилось не столько слушать, сколько читать по губам.

– Почему ты скрыл, что очнулся от забытья?

– Чтобы слушать, о чем вы говорите. Я не знал, на чьей ты стороне.

– Я бы никогда не предала Жихана. Он…

– Он тебе дорог, – закончил Карась. – Я догадался. Послушай… Я тоже хочу его спасти. Но то, что ты предлагаешь, слишком опасно. Ератник служит Нави. Кто знает, каких бед он натворит, попав на Лысую Гору.

– Он не попадет. – Травница нахмурилась, стиснув в кулаке ручку половника. – Я поклялась исполнить пророчество и останусь верна своему слову. Если до приезда в Киев ничего не изменится, я уничтожу… уничтожу тело Жихана вместе с колдуном.

– Ератник не дурак. Он тебе не верит и сумеет это предугадать. – В глазах Карася отражался огонь.

Зорка впервые заметила, какими длинными и густыми были его ресницы. Наверное, достались от матери-печенежки.

– Тогда ты его убьешь и отомстишь за нас двоих.

– Ты – избранная. Твоя жизнь слишком ценна.

– Знаешь, я думала об этом. Легко поверить, что хорошие люди обязаны жертвовать собой ради меня. Ведь я избранная, а они – нет. Но так мыслят существа вроде Сигмара и Добромилы. Мне кажется, если я сделаюсь похожей на них, то перестану быть избранной. Но не все так плохо, – поспешила добавить Зорка, заметив, как ссутулился поникший Карась: – Колдун не всесилен, у него есть уязвимые места. Первое, он не терпит серебра. Даже кошель с пояса срезал.

– Пока нам это никак не поможет. Станем его мучить – убьем Жихана. Что второе?

– В чужом теле он слаб, бо́льшая часть заклятий ему недоступна. И я чую… должно быть что-то третье.

Как Сигмар ни бесился, а весь следующий день травница шептала заговоры, вливая зелье в губы больных.

Первым прошел озноб, затем и судорога отпустила одеревеневшие мышцы. Как только мать Даньки сумела подняться на ноги и, плача, обняла сына, дед Колыван велел запрягать.

* * *

Неделю спустя Зорка разглядывала пеструю мешанину пятен, какой выглядел Смоленск сквозь слюдяное окно. Город ей понравился. В Изборске редко строили из камня, разве что ворота и дозорную башню сложили из серо-желтого известняка. Здесь же к небу тянулись белостенные храмы, такие высокие и нарядные, что сложно было поверить в их земное происхождение. Поражал воображение и Днепр, спокойный и неторопливый, чей противоположный берег терялся в дымчатой пелене.

Внутри городской стены, укрепленной земляной насыпью, было шумно, людно и говорливо. Торговая жизнь била ключом. Повезло, что в одном из постоялых дворов какие-то подвыпившие купцы-вятичи, удачно наторговавшие воском, сцепились с такими же хмельными булгарами, в результате чего для их небольшого отряда освободилось место.