«Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе

На протяжении первых четырех дней нашим курсом с незначительными отклонениями был зюйд-ост-тэнь-зюйд, и мы шли, должно быть, вдоль берегов Новой Голландии [321]. На пятый день необычайно похолодало, хотя ветер изменил направление на один румб к северу. <…> Вотще ожидали мы наступления шестого дня — для меня от так и не наступил — для шведа никогда уж не наступит. Все застилала тьма, черная, как смоль, мы ничего не могли бы различить и в двадцати шагах от корабля. Вечная ночь окутывала нас, не смягченная даже фосфорическим блеском моря, к которому мы привыкли в тропиках. Мы заметили также, что буруны потеряли свой прежний вид, исчезла пена, сопровождавшая нас до сих пор, хотя буря продолжала реветь с неослабевающей яростью [322].

Нетрудно заметить, что Поплавский оставил неизменными основные «параметры» этого descensus ad inferos — сошествия в ад: это касается и хронометража путешествия (хотя у По шестой день никак не наступит, все равно называется именно число шесть, актуализирующее тему сотворения мира и одновременно апокалиптическую), и тех изменений, которые претерпевает морская стихия (исчезновение пены):

Еще много и много дней буря несла нас, лишенных управления, и по компасу было видно, что постепенно мы опускаемся к полюсу [323]. Она, может быть, кружила над нами, поворачивая иногда прямо на север. Но все же однажды поздно ночью, когда небо, несмотря на неописуемый ветер, вдруг прояснилось над обломками мачт, можно было определить по ярким и неведомым звездам, что за шесть дней мы подвинулись с лишним на тридцать градусов к югу. Дни переживали странные изменения: они становились все длиннее и длиннее, и поздно по вечерам, когда мы, лежа на подушках, ели большие мокрые сандвичи, белесый сумрак еще долго и безрадостно озарял вершины валов. Заметно также изменился характер моря и волн. Они несли уже все меньше и меньше пены на своих вершинах, хотя сами они продолжали увеличиваться ( Неизданное, 375).

Единственное, что отличает два описания, это акцент на кромешной тьме у По («вблизи корабля только тьма вечной ночи и хаос волн, лишенных пены» [324]), в чем сказывается его склонность к нарочитому нагнетанию ужасов, и более сдержанный подход Поплавского, фиксирующего как раз то освещение, которое, принимая во внимание географическую широту, более отвечает законам природы. Впрочем, белесый сумрак, обволакивающий «Инфлексибль», напоминает белую пелену, которая застилает южный горизонт в те последние перед низвержением в бездну дни, когда Артур Гордон Пим и его товарищи вплотную приближаются к Южному полюсу:

Тьма сгустилась настолько, что мы различаем друг друга только благодаря отражаемому водой свечению белой пелены, вздымающейся перед нами, — записывает Пим. — Оттуда несутся огромные мертвенно-белые птицы [325]и с неизбежным, как рок, криком «текели-ли!» исчезают вдали. Услышав их, Ну-Ну шевельнулся на дне лодки и испустил дух. Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашает нас в свои объятия [326].