Между людьми и кначетами

Он

Напарник схватил меня за локоть и потащил к группе студентов неподалеку – видимо, решил, что они точно знают дорогу. Однако, такое фамильярное поведение… Как будто одного согласия пойти с ним было достаточно, чтобы Верло решил, что мы теперь друзья. Что за парень, а! Как бы теперь так мягко намекнуть, что он ошибся?.. Я мягко высвободился, но это прошло незамеченным.

Проследовав указанным путем, мы скоро оказались на нужной площади. В центре фонтана высится фигура какого-то знаменитого деятеля из прошлого. Играют в снежки дети, бегая с пронзительным визгом… А вот и она, галерея. Рядом с соседними зданиями она сама по себе смотрится жутко – инородно, непривычно. Как будто кто-то перепутал и вставил кусок из другой мозаики. Прямоугольное здание без вездесущих покатых крыш. Стены из черного гранита, на первом этаже нет окон, зато на втором – непрерывный витраж во всю стену, цветные стекла сверкают в лучах солнца. Мы остановились, глядя на изображения, складывающиеся в загадочную историю. Это так похоже на него… С каждым моментом уверенность в том, что это он, увеличивается, но вместе с ней растет страх ошибиться. Если я ошибся, разочарование будет мучительным.

Мы вглядывались в узоры минут пять, пока Верло не выдержал, повернулся ко мне:

– Очень интересно, но пойдем уже внутрь!

Пойти?.. Даже внешней красотой можно любоваться бесконечно долго, пытаясь разгадать тайну картин. Не дождавшись согласия, напарник взял меня за руку, потянул:

– Идем!

Выпав из оцепенения, я выдернул руку, последовал за другом. Тот, кажется, опять не заметил грубости, возбужденно сверкал глазами:

– Спорим, что мне не будет страшно?

– Испытывать страх и показывать его – разные вещи. Я не спорю, что тебе удастся его скрыть.

Помню, видел, как он боялся. Например, когда мы лазали по горам… Но жуть, исходящая от картин, совсем другая. Это не враг, выпрыгивающей из-за угла, не медведь, который одним рычанием может заставить обоссаться случайного путешественника. Это ужас, медленно подступающий из темноты вокруг, когда ты вроде бы знаешь, что находишься в безопасности, но по твоей спине все равно ползут мурашки, и очень хочется убежать, включить свет, убедиться, что углы и правда пусты…

– Как хочешь, – фыркнул Верло, толкнул высокую черную дверь, и мы оказались в просторном холле. Слева гардероб, справа касса, по центру диваны для гостей. Интерьер в спокойных цветах сине-красного спектра. Очень похоже на него. Создать такое приятное помещение, такое красивое, успокаивающее, удобное…

Мы сдали зимние робы с шапками гардеробщику, напарник купил билеты – дешевые, такие мог позволить себе и простой рабочий – заплатил за меня, не спрашивая. Я решил не возражать, пусть чувствует себя щедрым, если ему так хочется.

Пройдя очередную дверь, мы оказались в огромном зале. Свет с витражей погружал зал в разноцветную сказку. Картины висели на тонких стенах-ширмах, создававших лабиринт – легко при необходимости передвигать и менять композицию. Фонари с кристаллами-светилами выключены, пока светло. Тут и там удобные резные лавочки, можно отдохнуть от картин или, наоборот, сесть напротив одному и любоваться бесконечно долго.

Мы подошли к первой картине. На ней женщина читала потрепанную книгу при свете лучины. Простая одежда, местами заплатанная. Рабочие руки в мозолях. И взгляд… полный то ли боли, то ли… сочувствия?.. И тени сгущаются вокруг, будто угрожая задавить… Это точно его кисть. Его почерк. Это точно он. Сердце подпрыгнуло в груди и сжалось от предчувствия встречи. Я зашагал вдоль картин, скользя по ним взглядом – очень красиво, но сейчас я не хотел любоваться. Я хотел увидеть его.

В спину долетел окрик:

– Эй, ты куда?! А картины смотреть?!

Мне было все равно, что Верло про меня подумает. Мне нужно было найти его. Может быть, он где-то тут, ходит среди посетителей, общается?..

Некоторые из проплывающих мимо картин я уже видел, но большинство – нет. Заметив одну из знакомых, я замер в смешанных чувствах. На лесном троне из пня с извилистыми толстыми корнями-ступеньками, со спинкой и подлокотниками из толстой рваной коры сидел мальчик. Майка и штаны рваные, грязные, местами к ним прилипли репейники, зеленеют пятна сока растений. На руках и босых ногах синяки, царапины. На лице чуть обиженное, надутое выражение – помню, я устал и хотел поспать, но художнику именно в этот момент приспичило меня нарисовать. И только длинные волосы по пояс – пышные, чистые, как будто от какого-то другого ребенка. Как-то так повелось, что для кначетов волосы очень важны. Они любят их отращивать длинными-длинными, делать из них замысловатые прически, ухаживать за ними… В этом нет никакого смысла, кроме традиции. Но, следуя ей, они ощущают причастность. Не передать словами, насколько это важно для нас – ощущать ее.

Страх за то, что кто-то, увидев картину, узнает на ней меня, и радость от того, что она здесь висит, боролись друг с другом… Взгляд сам опустился на табличку, где обычно написано название картины. Пусто.

Любопытный голос Верло над ухом заставил меня вздрогнуть: