– Квинси, что слышно от Таначарисона? Он уже давно должен был объявиться.
– Не знаю, генерал, с тех пор я ничего от него не слышал.
– Если до завтра от него не придут гонцы, вам придется еще раз отправиться к нему и пригрозить, что если он не выполнит обещанного, то мы его примерно накажем.
Брэддок нахмурился, вспомнив, как попытка «примерно наказать» другое племя – сасквеханноков – закончилась более чем двумястами погибшими под какой-то никому не нужной индейской деревушкой. И, что еще обиднее, трупов индейцев на поле не было, были следы кремации, но, по словам скаутов, сожжено было не более двух-трех десятков тел, возможно, даже меньше.
Через три часа Квинси вернулся.
– Генерал, пришли гонцы.
– И что ты узнал от них?
– Они рассказали, что Таначарисон выследил пришлых индейцев.
– Где они?
– Генерал, он решил их лично уничтожить. Результат – многие минго убиты, включая всех вождей, кроме одного – Сойечтовы, которого мы именуем Логаном. Теперь он – верховный вождь минго.
«Какой же все-таки идиот этот Таначарисон! – подумал Брэддок. – Я же приказал ему – выследить их, но не ввязываться с ними в бой!»
Вслух же сказал:
– Надеюсь, этот Логан хотя бы передал нам, где находятся наши враги.
– Нет, генерал, не передал.
– И где его люди?
– С нашими скаутами-минго.
– Немедленно приведите их сюда!
Где-то через час Брэддок, так и не дождавшись Квинси, послал своего адъютанта, капитана Орма, узнать, что случилось, и тот вернулся через пятнадцать минут:
– Генерал, Квинси и Хэйза нашли примерно там, где ранее находились минго, в кустах, в разных местах. Их… В общем, им перерезали горло.
– А где минго? Где они, я вас спрашиваю?! – Брэддок перешел на крик.
– Не знаю. Их тел мы не нашли.
– Понятно… Значит, скорее всего, наших скаутов убили эти проклятые минго! Они предали его величество короля Георга III. Когда мы вернемся, надо будет с ними разобраться, но сейчас нет времени. Вот только у нас не осталось скаутов, знающих эти горы и эти леса. Совсем не осталось.
– Может, послать в Монокаси за новыми?
– Нет времени, лейтенант.
– Один из людей Скрэнтона, Миллард, еще жив.
– У него же вроде была сломана нога?
– Не сломана, как оказалось, лишь растянуты связки.
– Тогда узнайте, как Миллард себя чувствует, и сможет ли он провести нас до Дюкени.
– Я узнал. Ходит он пока с трудом, но ездить верхом вполне сможет.
– Вот и хорошо. Пусть выполнит свой долг и доставит нас в Дюкень.
В 1534 году французский мореплаватель Жак Картье поставил крест на полуострове Гаспе, находящемся к югу от устья реки Святого Лаврентия, и провозгласил все прилегающие земли владениями французского короля Франциска I. И уже в 1541 году была основана первая колония на месте теперешнего города Квебек – Форт Шарльбур-Руаяль. Но просуществовала она всего лишь пару лет.
Следующие попытки обосноваться на новом континенте произошли лишь через полсотни лет, но все они оказались неудачными – то неурожай, то слишком суровая зима, то приказ из метрополии… И только в 1608 году была основана первая успешная колония – город Квебек.
Почему более теплолюбивые французы начали колонизацию со столь холодного региона Северной Америки, тогда как привычные к холоду англичане основали свое первое поселение на острове Роанок в теперешней Северной Каролине, а после исчезновения колонии – в Виргинии, остается загадкой. Но, как бы то ни было, французы селились именно в долине Святого Лаврентия, где зимой столбик термометра нередко падает до минус тридцати, и это при повышенной влажности. Впрочем, одна попытка обосноваться в более теплых краях имела место в 1564 году, в теперешней Флориде, но созданный как убежище для гугенотов форт Каролин был практически сразу же захвачен и уничтожен испанцами, которые считали Флориду своей.
К 1712 году Новая Франция уже состояла из пяти провинций – Канада (примерно соответствовавшая тогда долине реки Святого Лаврентия), Плэзанс – теперешний остров Ньюфаундленд, Акадия – земли к юго-востоку от полуострова Гаспе, залив Гудзона и, наконец, Луизиана, примерно соответствовавшая долине Миссисипи и основанная позже других, в 1682 году. В одной лишь колонии Квебек проживало на тот момент около семидесяти тысяч французских поселенцев.
Но суровые зимы и относительно короткий вегетативный сезон, а также более централизованное управление колониями, резко ограничивали эмиграцию с европейского континента, тем более что основной статьей экспорта были меха, добыча которых постепенно падала.