Читаем Между меридианами или "Мы не братья! Мы - любовники..." (СИ) полностью

Его колено оказывается у меня между ног, а когда Джон поднимает его и начинает упираться в мой пах, я еле сдерживаю стон. Из-за таблеток мои ощущения гораздо улучшились, и это начинает сводить с ума. Парень целует меня в шею, не обращая внимания на мои вялые попытки сопротивления, его руки скользят по моему телу, заставляя выгибаться, а проворное колено так и давит на мой член. Возбуждение накрывает меня, и я больше не могу думать ни о чём, кроме как о желании избавиться от него.



Пространство искажается, и я перестаю воспринимать мир как единую картинку. Всё кружится и ускоряется, иногда замирает или вовсе появляется передо мной кадрами. Руки раздевают меня, губы целуют, дыхание сбивается и уносит с собой остатки моего разума.



Мы оказываемся на диване, и только когда я понимаю, что стою на коленях со спущенными штанами, а крепкая рука сжимает мой член, едкая и проворная мысль о том, что я всё-таки не собираюсь быть пассивом из-за своих принципов и взглядов на жизнь, проникает в мою голову и начинает усердно тащить меня обратно. Я пытаюсь ухватиться за её руки, уцепиться за спасительную надежду, но у меня не получается. Я ничего не чувствую, кроме лёгкости в теле и жгучего возбуждения. Моё внимание сконцентрировано только в области моего члена, который сжимает крепкая прохладная ладонь, и в области зада, куда настойчиво проникают пальцы Джона.



Мне хочется возразить, сказать хоть что-нибудь, чтобы потом у меня было оправдание, что я хотя бы сопротивлялся, но мой язык заплетается, а рот набивается невидимым песком. Кроме стонов я больше ничего не могу издать.



Перед глазами появляются круги, и я начинаю воспринимать лишь какие-то вспышки. Поцелуи на спине, задетая простата, ловкие пальцы и, наконец, твёрдый член, проникающий в меня, рука, сжимающая волосы и оттягивающая их назад, мои хриплые стоны и мощные толчки. Сейчас мне хочется только одно: чтобы эта лёгкость и головокружение никогда не проходило. Ради этого спокойствия я даже готов продать душу Дьяволу.



Я не наркоман. И я не хочу им быть. Но в этот момент я всем сердцем завидовал и понимал тех, кто принимает таблетки или вкалывает в вены героин. Эти глупые мысли, которые, надеюсь, никогда больше не посетят мою голову, проследуют меня сейчас по всем тёмным углам моего затуманенного разума.



Я не знаю, сколько это продолжается, но следующее, что я помню, это то, как я сижу на коленях у дивана, и меня рвёт прямо на пол. Я кашляю и вытираю рот, пытаясь найти взглядом Джона, но не могу.



А потом я отключаюсь, падая в пустоту и темноту своей безысходности. Я падаю туда с мыслями о Томе и том, что он никогда не полюбит такого человека, как я. И это противное слово «никогда» утаскивает мне всё дальше и дальше, забирая все надежды на спасение.



24 октября. 2013. Воскресенье. 13:19.


Bang Gang – It's All Right





POV Bill





Настойчивые лучи солнца пробиваются сквозь незанавешенное окно, вытаскивая меня из плотной темноты сна. Я чувствую, как подрагивают мои веки в попытке открыться, но у меня долго это не получается. Здесь тепло и приятно – мягкая постель и лёгкое воздушное одеяло охватывает меня в кокон и не позволяет пошевелиться, словно оковы. Хочется спать, но я понимаю, что больше не смогу отправиться в приятное путешествие, но и проснуться окончательно я тоже не могу, потому что такое чувство, что мои веки налиты свинцом. Они тяжёлые, как и всё моё тело. Я пытаюсь вспомнить, что вчера было, но кроме расплывчатых обрывков в голову ничего не лезет. Всё как в тумане.



Я тихо вздыхаю – по коже пробегает дрожь и прячется прямо в моих костях – и осторожно открываю глаза. Свет ослепляет, и мою голову пронзает острая боль. Мне приходится прищуриться, чтобы видеть хоть что-то, потому что мне кажется, что если я снова закрою глаза, то открыть уже их не смогу.



- Проснулся?



Тихий голос плавно опускается на моё сознание, и мне приходится повернуть голову вбок, чтобы увидеть того, кому он принадлежит. Тело ломит, и я морщусь.


На краю кровати сидит Джон и смотрит на меня – я не вижу его лица из-за солнечных отблесков, но, кажется, что он легко улыбается.



- Где я? – мой голос хриплый – я осекаюсь и прокашливаюсь, пытаясь сесть, но тело меня не слушается, и я падаю обратно на подушку.



- У меня дома, - Джон смотрит на меня спокойно, и мне даже становится не по себе.



Я сглатываю и облизываю сухие губы, прежде чем снова попытаться приподняться на локте. Парень вздыхает и надавливает мне на плечи.



- Лежи, - говорит он. – Голова болит? Я принёс таблетку.



Я отмахиваюсь от него, пытаясь скинуть его руки, но движения получаются вялыми и немощными. Что же вчера было? Что я опять вчера сделал, что оказался в квартире этого придурка? Так, мы пошли в клуб, потом я сбежал к одногруппнику, который предложил мне какие-то безобидные стимуляторы. А что было потом? Ни черта не помню.


Джон тянется к тумбочке, а потом протягивает мне стакан с водой и таблетку.



- Выпей, - его голос такой заботливый, что меня сейчас стошнит.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Руны
Руны

Руны, таинственные символы и загадочные обряды — их изучение входило в задачи окутанной тайнами организации «Наследие предков» (Аненербе). Новая книга историка Андрея Васильченко построена на документах и источниках, недоступных большинству из отечественных читателей. Автор приподнимает завесу тайны над проектами, которые велись в недрах «Наследия предков». В книге приведены уникальные документы, доклады и работы, подготовленные ведущими сотрудниками «Аненербе». Впервые читатели могут познакомиться с разработками в области ритуальной семиотики, которые были сделаны специалистами одной из самых загадочных организаций в истории человечества.

Андрей Вячеславович Васильченко , Бьянка Луна , Дон Нигро , Эдна Уолтерс , Эльза Вернер

Драматургия / История / Эзотерика / Зарубежная драматургия / Образование и наука
Божий мир
Божий мир

В книгу «Божий мир» сибирского писателя Александра Донских вошли повести и рассказы, отражающие перепутья XX века – века сумбурного, яростного, порой страшного, о котором вроде бы так много и нередко красочно, высокохудожественно уже произнесено, но, оказывается, ещё и ещё хочется и нужно говорить. Потому что век тот прошёлся железом войн, ненависти, всевозможных реформ и перестроек по судьбам миллионов людей, и судьба каждого из них – отдельная и уникальная история, схожая и не схожая с миллионами других. В сложнейшие коллизии советской и российской действительности автор не только заглядывает, как в глубокий колодец или пропасть, но пытается понять, куда движется Россия и что ждёт её впереди.В повести «Божий мир» – судьба в полвека простой русской женщины, её родителей, детей и мужа. Пожилая героиня-рассказчица говорит своей молодой слушательнице о вынесенном уроке жизни: «Как бы нас ни мучили и ни казнили, а людей хороших всё одно не убывает на русской земле. Верь, Катенька, в людей, как бы тяжко тебе ни было…»Повесть «Солнце всегда взойдёт» – о детстве, о взрослении, о семье. Повесть «Над вечным покоем» – о становлении личности. Многокрасочная череда событий, происшествий, в которые вольно или невольно втянут герой. Он, отрок, юноша, хочет быть взрослым, самостоятельным, хочет жить по своим правилам. Но жизнь зачастую коварна и немилосердна.

Александр Сергеевич Донских , Гасан Санчинский

Драматургия / Современная русская и зарубежная проза