Читаем Между меридианами или "Мы не братья! Мы - любовники..." (СИ) полностью

Единственное, что я точно знаю, я не хочу жить с Джоном. Том говорил, что у меня есть собственная квартира, так что, думаю, я заберу вещи и вернусь обратно, потому что одна лишь мысль, что я был в пассиве, приводит меня в ужас. У меня психологическая травма, я никогда в жизни больше не буду пассивом. Нет. Никогда. Я пообещал это себе, после того как в шестнадцать лет на одной из вечеринок трое старшеклассников из школьной баскетбольной команды, с которыми я тогда общался, дали мне попробовать наркотики, а потом, когда я был в неадеквате, трахнули меня. До сих пор не могу забыть, как моё тело не слушалось меня. И пусть я был под действием таблеток, и пусть мне даже было хорошо, я всё равно теперь испытываю отвращение к таким парням, как Джон. Конечно, он тут не при чём, и я даже не знаю, по какой причине мы начали встречаться и любил ли я его вообще, но сейчас я просто не смогу быть рядом с ним. Я просто морально к этому ещё не готов. Возможно, если я всё вспомню, то что-то и изменится. Но пока мне только и остаётся, что защищаться и прятаться внутри своей скорлупы.



- Я отнесу вещи в машину, - говорит Том, забирая мой рюкзак с кровати.



Я стою у окна и смотрю на улицу, пытаясь угадать, какая же из этих машин принадлежит брату, но у меня ничего не получается. Меня уже выписывают, однако, моя рука всё ещё в гипсе. Рёбра почти не болят, голова лишь изредка даёт о себе знать. Я чувствую себя почти нормально, если не считать непонятного чувства, словно я попал в будущее. Хотя, наверное, так оно и есть.



- Ага, - я не оборачиваюсь. Провожу здоровой рукой по уже немного отросшим волосам и вздыхаю.



Том уходит и оставляет меня наедине с Джоном, который приехал встретить меня. Катрин и Тим не смогли. Мама на работе, так что Том согласился отвезти меня в мою квартиру. Осталось только поговорить с моим «парнем».



Мы какое-то время молчим – я не знаю, когда мне стоит обернуться и начать разговор, поэтому единственное, что я могу, - это пропадать где-то в пустоте, без мыслей и эмоций. Я пустыми глазами смотрю в окно и ни о чём не думаю, даже ничего не вижу.



- Ты хотел о чём-то поговорить? – Джон первым нарушает молчание, и это словно включает меня.



- Да, - я поворачиваюсь к нему лицом. Во мне нет неуверенности, потому что я всегда уверен в том, что делаю. – Я хотел поговорить с тобой о нас. В смысле, - я осекаюсь, потому понимаю по взгляду парня, что он уже знает, чем всё это закончится. Если так, то мне особо распинаться не нужно. – Я ничего не помню, и меня это напрягает. Я не знаю, что было между нами и что ты вообще за человек такой, даже не знаю, что испытывал к тебе, поэтому сейчас я хочу побыть один. Это всё давит на меня, не хочу ещё больше запутаться. Ничего личного, хорошо? Останемся друзьями?



Джон не меняется в лице, и это даже как-то пугает. Я выжидающе смотрю на него.



- Хорошо, - парень пожимает плечом. – Я привезу потом твои вещи.



- Окей, - я облегчённо вздыхаю и натягиваю на голову капюшон. Становится даже как-то легче, словно я избавился от ненужной проблемы.



Я осматриваю палату, убеждаясь, что ничего не забыл, затем снова смотрю на парня и вскидываю брови. Наверное, Том уже ждёт у машины, так что не хочу здесь больше оставаться. Это место сводит меня с ума.



- Я провожу, - Джон немного улыбается, затем направляется к выходу и выходит в коридор, придерживая для меня дверь.



- Да ты джентльмен, оказывается, - фыркаю я, проходя мимо него.



Если честно, то меня всегда бесили парни, пытающиеся строить активов рядом со мной. Ненавижу их. Никому не позволю завалить себя, даже если этот кто-то уже это сделал. Надо прекратить думать об этом, а то голова снова разболится. Лишние хлопоты.



Мы идём молча, спускаемся в лифте на первый этаж и пересекаем коридор. Запах больницы настолько сильно въедается в меня, что, когда я выхожу на улицу, меня охватывает такая свежесть, что начинает кружиться голова. Я торможу, трясу её, а потом осматриваюсь. Свет режет глаза, заставляя меня прищуриться, звуки города как-то дезориентируют. Мне требуется время, чтобы прийти в себя.



- Машина Тома вон там, - Джон кивает направо в сторону припаркованных автомобилей.



Я скольжу взглядом по пространству и вскоре вижу брата, который сидит на капоте и курит. Выглядит он слишком круто для моего близнеца.



- Спасибо, - благодарю я.



Джон кивает и хлопает меня по плечу.



- Увидимся, мне на работу надо, - парень улыбается и уходит в другую сторону к своей машине.



Я какое-то время смотрю ему вслед, а потом разворачиваюсь и бреду в сторону Тома, который уже замечает меня. Он отстраняется от машины и затягивается – прежде чем парень выкидывает сигарету, я успеваю перехватить её.



- Эти мерзкие доктора запрещали мне курить, - жалуюсь я, вдыхая остатки дыма, после чего выкидывая окурок под ноги. – Думал, сойду с ума.



- Бросать пора, - Том усмехается и обходит авто.



- Бросишь тут, - бурчу я, залезая на переднее сидение и пристёгиваясь.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Руны
Руны

Руны, таинственные символы и загадочные обряды — их изучение входило в задачи окутанной тайнами организации «Наследие предков» (Аненербе). Новая книга историка Андрея Васильченко построена на документах и источниках, недоступных большинству из отечественных читателей. Автор приподнимает завесу тайны над проектами, которые велись в недрах «Наследия предков». В книге приведены уникальные документы, доклады и работы, подготовленные ведущими сотрудниками «Аненербе». Впервые читатели могут познакомиться с разработками в области ритуальной семиотики, которые были сделаны специалистами одной из самых загадочных организаций в истории человечества.

Андрей Вячеславович Васильченко , Бьянка Луна , Дон Нигро , Эдна Уолтерс , Эльза Вернер

Драматургия / История / Эзотерика / Зарубежная драматургия / Образование и наука
Божий мир
Божий мир

В книгу «Божий мир» сибирского писателя Александра Донских вошли повести и рассказы, отражающие перепутья XX века – века сумбурного, яростного, порой страшного, о котором вроде бы так много и нередко красочно, высокохудожественно уже произнесено, но, оказывается, ещё и ещё хочется и нужно говорить. Потому что век тот прошёлся железом войн, ненависти, всевозможных реформ и перестроек по судьбам миллионов людей, и судьба каждого из них – отдельная и уникальная история, схожая и не схожая с миллионами других. В сложнейшие коллизии советской и российской действительности автор не только заглядывает, как в глубокий колодец или пропасть, но пытается понять, куда движется Россия и что ждёт её впереди.В повести «Божий мир» – судьба в полвека простой русской женщины, её родителей, детей и мужа. Пожилая героиня-рассказчица говорит своей молодой слушательнице о вынесенном уроке жизни: «Как бы нас ни мучили и ни казнили, а людей хороших всё одно не убывает на русской земле. Верь, Катенька, в людей, как бы тяжко тебе ни было…»Повесть «Солнце всегда взойдёт» – о детстве, о взрослении, о семье. Повесть «Над вечным покоем» – о становлении личности. Многокрасочная череда событий, происшествий, в которые вольно или невольно втянут герой. Он, отрок, юноша, хочет быть взрослым, самостоятельным, хочет жить по своим правилам. Но жизнь зачастую коварна и немилосердна.

Александр Сергеевич Донских , Гасан Санчинский

Драматургия / Современная русская и зарубежная проза