Между молотом и наковальней

С охраной было покончено, к этому времени Зафас подготовил к взрыву резервный пороховой погреб и ждал команды Апсара. Тот, взломав дверь, за которой хранились сотни пудов зарядов, швырнул один конец запального шнура Камшишу, а сам нырнул в темный зев хранилища. Штабеля деревянных ящиков с порохом занимали все свободное пространство. Он сорвал кинжалом крышку с первого попавшегося под руку и воткнул в него конец запального шнура, а выбравшись из погреба, на ходу бросил:

— Все, Камшиш, они наши! Запаливай — и к Зафасу!

Тот поджег запальный шнур и вслед за ним где ползком, а где короткими перебежками возвратился к резервному пороховому погребу и скатился в яму, где их ждал Зафас.

— У тебя готово? — спросил Апсар.

— Да, — ответил он.

— Поджигай!

И через мгновение еле заметный в траве, сердито шипящий огонек устремился к пороховому погребу, резво перепрыгнув земляной валик перед входом, последний раз ярко пыхнул и нырнул вниз. Апсар, Камшиш и Зафас прикрыли головы руками и сжались в комок. Один за другим два мощных взрыва сотрясли горы и долину. Чудовищная взрывная волна, словно спички, смела восточную часть крепостной стены вместе со сторожевой вышкой и, увлекая за собой груды камней, обрушилась на палатки со спящими солдатами и офицерами.

Не успели затихнуть раскаты взрыва и осесть пыль, как Кясоу, а с ним еще семь воинов, выхватив сабли и кинжалы, ринулись вырезать офицеров. Сам он, перемахнув через повозку, первым оказался у палатки Коньяра, саблей располосовал полог и ворвался внутрь. Слабый свет оплывшей свечи выхватил из полумрака метнувшуюся навстречу серую тень. Подчиняясь инстинкту, Кясоу совершил нырок влево. Перед глазами тускло блеснуло лезвие штыка, холодная сталь обожгла плечо, а в следующее мгновение рука вонзила кинжал в живот навалившегося на него тела. Сбросив его на землю, он ринулся к ширме, сорвал ее и оказался перед пустой постелью. Кто был тот нападавший — Коньяр или ординарец, уже некогда было разбираться. Из соседней — офицерской палатки доносились яростные крики, стоны, и он бросился на помощь. К его появлению там было все кончено. Потеряв двоих убитыми, Кясоу с оставшимися воинами двинулся навстречу основным силам.

Полыхавшее над лагерем зарево на фоне суровой панорамы гор придавало развалинам устрашающий вид. Восточная его часть была стерта с лица земли, а на месте пороховых погребов зияли гигантские провалы. Выжившие после взрывов и растерявшиеся без офицеров солдаты превратились в неуправляемую толпу, суматошно мечущуюся среди пожарищ, и стали легкой добычей для отряда Коса. Ворвавшись через провал в крепостной стене, горцы безжалостно рубили саблями и кололи пиками всех, кто попадался на пути. Не встречая серьезного сопротивления, они сокрушительным ураганом промчались через лагерь, перед западными воротами развернулись и повторили атаку.

К этому времени пришли в себя казаки Найденова. Потеря лошадей — об этом есаулу сказал топот копыт уносящегося вглубь ущелья табуна — их не деморализовала, сбившись в круг, они ответили ружейным огнем. Коньяр, ускользнувший от кинжала Кясоу, собрал вокруг себя уцелевших от резни офицеров, и вместе они принялись решительно наводить порядок в потерявших управление ротах. Это ему удалось, новая атака горцев натолкнулась на упорное сопротивление. Потеряв шестерых убитыми, Коса, сам раненный в левую руку, перегруппировал силы и, чтобы не дать Коньяру замкнуть оборону, обрушился на ее левый фланг.

На этот раз пехотинцы не только устояли, а и сами перешли в контратаку. Выстроив роты полумесяцем, Коньяр старался отрезать пути отхода горцев и теснил к уцелевшей после взрыва западной крепостной стене. А они кинжальными выпадами обрушивались то на один, то на другой фланг и, не жалея своих жизней, терзали противника, чтобы дать возможность отряду Гедлача Авидзбы и семьям вырваться из западни.

С каждой новой атакой ряды горцев редели, пространство для маневра сокращалось, пехота и казаки сжимали вокруг них кольцо окружения. Потеряв коня и расстреляв заряды, Кясоу Отырба, поднятый на штыки, все еще тянулся кинжалом к врагу. Камшиш Джелкан уже ничем не мог помочь старому другу Абзагу Гумбе. Тот, оставшись без оружия, с голыми руками кинулся на казацкие шашки. Сам он, прижатый к стене, продолжал отчаянно отбиваться сломанной саблей, пока казацкая пика не пронзила его.

Инициатива в бою полностью перешла к Коньяру, и он, не желая понапрасну терять солдат в рукопашной с осатаневшими горцами, выставил перед цепью стрелков телеги с повозками и ружейным огнем методично уничтожал их. Горцы же и не помышляли, как вырваться из окружения, но и не собирались оставаться живыми мишенями. Пешие, конные с яростными криками «Смерть гяурам! Смерть шакалам!» ринулись в свою последнюю атаку.