Между молотом и наковальней

Исмаил не сдавался и продолжал маневрировать, надеясь оторваться от грузинского сторожевика. Но с каждой минутой шансов становилось все меньше, расстояние между судами неумолимо сокращалось, а приближающийся рассвет делал сухогруз для него отличной мишенью.

Окан бросил нервный взгляд на часы и спросил:

— Капитан, сколько осталось до Турции?!

— Миль двадцать пять! — ответил тот и мрачно закончил: — Но мы не дотянем.

— Как — не дотянем?.. Должны! — рыкнул на него Ибрагим!

— На моей…

Пулеметная очередь оборвала речь Исмаила и бросила его, а вместе с ним Ибрагима и Окана на палубу. Осколки стекла из разбитой рубки посыпались им на спины. На этот раз со сторожевика вели прицельный огонь по сухогрузу. И здесь выдержка изменила капитану, он метнулся к переговорному устройству с машинным отделением и закричал:

— Стоп…

Рука Ибрагима зажала ему рот, а яростный вопль: «Вперед, капитан!» привел его в чувство.

И снова команда сухогруза принялась совершать маневры, стараясь уйти от прицельного огня сторожевика. Усилившаяся качка, а еще больше неуверенная стрельба пулеметчика пока помогали ей, пули чаще сбивали пену с гребней волн, чем попадали в сухогруз. Но так до бесконечности продолжаться не могло, это понимали как Окан, так и Ибрагим. Оба готовились к худшему, вставили запалы в гранаты, положили в карманы куртки и не спускали глаз с грузинского сторожевика. Его контуры все отчетливее проступали на фоне светлеющего на востоке горизонта. Он выходил на параллельный с сухогрузом курс.

— Шайтан! — разгадал этот маневр Исмаил и от ярости заскрипел зубами.

— Что такое, капитан?! — воскликнул Ибрагим.

— Отсекает нас от берега!

— Собака! — выругался Окан.

— Все равно надо идти вперед, может, прорвемся! — настаивал Ибрагим.

— Не поможет! Через полчаса перекроет ход! Лучше сдаться, пока трупами не сделали, — обреченно произнес капитан Исмаил.

— Что-о?! — взорвался Ибрагим и, выхватив из кармана пистолет, закричал: — Не останавливаться!.. Ты слышишь, не останавливаться! Вперед!

— Я… — только и мог произнести под дулом пистолета загнанный в угол Исмаил.

В машинном отделении сухогруза не слышали и не видели того, что происходило на палубе, и выжимали из старенького дизеля все, что могли. Гонка продолжалась. Грузинский сторожевик медленно, но упорно оттеснял их от турецкого берега. Окан, вцепившись руками в поручни, жег его ненавидящим взглядом и как молитву то и дело повторял:

— Ну где же они?! Где?

— Кто? Кто?! — переспросил Ибрагим.

— Наша береговая охрана!

— Береговая?! — воскликнул Ибрагим и через мгновение, схватив капитана за куртку, зарычал: — У тебя есть частоты военных?

— Да, — выдавил из себя тот.

— Так чего же молчал! Вызывай!

— Что передавать?

— Все!.. Что на нас напали! Что стреляют! Только быстрее! — кричал Ибрагим и подталкивал капитана к радиорубке.

И когда в эфире зазвучал писк морзянки, а на нее откликнулся турецкий военный корабль, Ибрагим и Окан перевели дыхание. Капитан Исмаил тоже приободрился, грузинскому сторожевику из-за сильной боковой волны пока не удалось перекрыть курс сухогрузу. Старая посудина трещала по всем швам, но не сбавляла ход и упорно пробивалась к турецкому берегу.

За этой гонкой ни капитан, ни команда, ни застывшие у левого борта Ибрагим и Окан не заметили, как подкрался рассвет. Горизонт прояснился, и у кромки, на западе, проступил силуэт турецкого военного корабля. Они все еще не могли поверить в свою удачу, но радист новой радиограммой рассеял последние сомнения. Заметили его и на грузинском сторожевике, и в бессильной злобе, огрызнувшись пулеметной очередью, легли на обратный курс.

И когда над сухогрузом навис мощный борт военного корабля, Ибрагим, Окан и Урал смогли с облегчением вздохнуть. Словно на чужих ногах, они спустились в каюту, без сил рухнули на койки, и навалившаяся свинцовая усталость быстро свалила в сон. Разбудил их сиплый гудок сухогруза. Сверху доносились отрывистые команды капитана Исмаила и топот ног: команда готовилась к швартовке. В иллюминаторе показался лес портовых кранов — это был Трабзон, и Ибрагим с Оканом поторопились избавиться от своего опасного груза. Пакет с пистолетами и гранатами, вывалился за борт и, булькнув, пошел ко дну. Они поднялись на палубу и с нетерпением ждали, когда сухогруз причалит к берегу.

Ибрагим с жадным любопытством всматривался в надвигающийся из утреннего тумана порт и быстро отыскал тот причал, с которого вместе с Гумом чуть больше полугода назад отправлялся в Абхазию. За это время здесь ничего не изменилось. У пассажирского терминала, как и тогда, толпились на посадку русские челноки, перед портовой гостиницей вился рой такси, но ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

Война раз и навсегда круто изменила его жизнь, и он не без внутренней тревоги ожидал встречи со своим прошлым. Первым напоминанием о нем стал Эндер Козба. Здесь, в порту Трабзона, восемь месяцев назад с него для них с Гумом и начался путь в Абхазию. Сейчас он вместе с Кавказом прохаживался по причалу и что-то увлеченно рассказывал.