Между морем и ветром

Ксюша вдруг хихикнула, а потом и вовсе рассмеялась. Юля не видела ничего смешного в истории с таймером, а уж проследить за причудливым ассоциативным рядом подруги никак не могла, потому спокойно ополоснула руки в кухонной раковине и уселась за стол на приглянувшееся место.

– Ну что, проржалась? Что смешного–то? – особого любопытства в голосе не звучало, да и взгляд казался скорее раздражённым, но Ксюша, возбуждённая и радостная от прихода подруги, ничего не заметила.

– Да не обращай внимание, это я так, – она махнула рукой, но всё же объяснила. – Мы с Севой до сих пор никак не можем разложить вещи, прикинь. Как переехали, началась какая–то фантасмагория: то его по триста раз на работу вызывают по ночам и выходным, даже несколько раз в край выезжал и вылетал, что–то там срочное случилось, то мамина свадьба, то у меня на работе налоговая проверка припёрлась нежданно–негаданно, мы там чуть ли не круглосуточно впахивали. Короче, я буквально только вчера очнулась и сразу решила тебя пригласить.

– Весело у вас. Тут действительно не до покупки таймера, – поддакнула Юлька.

– Да я про таймер только сейчас и подумала, до этого скандалила с хозяйкой. Суета такая была, мозг, видимо, не переключался в хозяйственный режим. Лучше расскажи, как у тебя дела.

Ксюша сновала по кухне, громыхая дверцами, лязгая столовыми приборами и не видела, как подруга скривилась, но на стандартно–вежливое «всё хорошо» не повелась.

– Юльчик, – она пододвинула щедро отрезанный кусок пирога, присыпанный хрустящей золотистой крошкой и пудрой, зная, что такой нюанс хотя бы немного, но поднимет настроение профессиональной лакомки–сластёны, – я чувствую, что не всё хорошо. Поделись.

– Я не хочу портить тебе настроение. У тебя, наконец, устаканилось с Севой, ты счастлива, аж сверкаешь, а тут я, – выдала подруга и отправила первый кусок пирога в рот. – М–м–м, божечки, Ксюня, – Юлька принялась вращать головой, прикрыв от блаженства карие глаза. – это восторг. Очень вкусно.

– Для тебя старалась.

По старой привычке Ксюша не ела сладкое, только пила чай, а сейчас и вовсе сидела, подперев подбородок кулачком, и смотрела, как Юлька ест. Маленький кусочек блаженства, а на бледных щеках девушки даже румянец появился. И она не могла не радоваться приятному обстоятельству.

– Шпасибо – прошамкала с набитым ртом подруга и шумно отхлебнула чаю. – Можно мне ещё кусочек? – блюдце заскрежетало по поверхности стола в сторону Ксюши, и та в два счёта подхватила его, наполнила и вернула на прежнее место. – Вот это сервис. Боже, до чего же приятно снова оказаться рядом с тобой.

– Эй, эй, эй, меня как бы Ксюша зовут. Можно Ксеня, можно Оксана, но Боженька – это туда, – расхохоталась она, тыкая пальцем наверх.

Юлька расслабилась в приятной и желанной компании, отпустила чувства на волю и впервые за довольно долгое время тоже рассмеялась, правда, совсем тихо. Только вот после смеха пришёл черёд откровений.

– Мама в истерике. Орёт, чтобы я делала аборт, не вздумала рожать. Сказала, что помогать не будет, ничего не будет, чуть ли не на уровне, что я ей не дочь. У меня не такие доверительные отношения с мамой, как у тебя, но такого я не ожидала.

Ксюша даже рот открыла от таких новостей. И, откровенно говоря, ждала слёз, но их не последовало – Юля давным–давно выплакала все глаза, ничего не осталось, только пустота в душе, чёрная, непроглядная.

– Уволить меня не уволят, как одинокая мать я попадаю в категорию защищённых государством граждан, так что побоятся, даже если захотят, – продолжала рассказ подруга. – Сбережения небольшие есть, да и до полутора лет будут платить декретные. Я уже узнавала, там нормальная сумма, можно протянуть. Тяжело, но можно. Кстати, имей в виду – только белая зарплата! Декретные из неё… а, ты ведь в курсе, – девушка махнула рукой, и тут же встрепенулась, переключившись. – Но, блин, мама! Как она могла?

Юля говорила долго, но почти безэмоционально, и Ксюша с ужасом думала, что пережила и выстрадала подруга без неё. Из них двоих именно Юля всегда по–настоящему глубоко переживала все проблемы и влюблённости, совсем не умела относиться к людям поверхностно, не привязываясь, дистанцироваться от негатива. И Ксюша корила себя на все лады, что не нашла времени, сил, а, быть может, и желания, чтобы поддержать, подставить дружеское плечо пусть даже просто под рыдания, смывающие макияж и омывающие израненную душу.

А ведь Сева ей говорил! Напоминал, что она хотела съездить к Юльке после того звонка. Притом не раз. Только вот Ксюша чувствовала настолько сильную потребность в нём, что не могла оторваться, наслаждаясь каждой совместной минутой. Звонила подруге, болтала о том, о сём, а мыслями всё равно была не с ней.