арене. Она несколько секунд сидела в оцепенении, забыв как дышать.
— Видела?! — визжала Ксения. — Видела?!
— Видела, — тихо выдохнула Таня, всё ещё смотря на лёд.
— Это потрясающе, правда?! — не унималась подруга. Все её эмоции были снаружи,
а эмоции Тани — глубоко внутри. Ей казалось, что вместе с этой парой она
оставила частицу себя на льду и больше не будет прежней. Она захотела поверить
в такую сказку, в которой есть забота, сила и красота. Захотела попробовать
довериться мужчине. Она больше не хотела бояться их, как это происходило в случае с отцом. Она хотела встать в пару.
— Таня? — напомнил о себе и своем вопросе Громов, вынуждая партнершу
моргнуть и вернуться в реальность из нахлынувших воспоминаний. Перед ней уже
стоял глинтвейн, а перед ним — большая тарелка с пастой.
— Всё хорошо? — чуть нахмурился Евгений, внимательнее всматриваясь в лицо.
Татьяна медленно кивнула, пододвинув к себе горячий напиток, и перевела
взгляд на окно, за которым, несмотря на поздний час, продолжали гулять люди, скупая
приятные безделушки на рождественской ярмарке.
— Может, ты ответишь на этот вопрос? Мне будет проще довериться, если ты
начнешь первым. Ты же партнер, вот и веди…
Татьяна попыталась улыбнуться, но вышло не очень. Она заметно нервничала,
до сих пор отказываясь поверить в происходящее.
— Я был довольно сильным одиночником, — начал он, удивив Татьяну тем, что
не стал спорить или язвить, — но в определенный момент этот спорт мне надоел. Я
перестал видеть в нем какую-либо цель и красоту. Я не считал и, если честно, до
сих пор не считаю, что мальчику идет на пользу катание в водолазке с блестками
вкупе с выражением скорби за весь мир на лице. Очень сложно мужчине-одиночнику
за всей этой мишурой оставаться действительно мужчиной. Не многие могут этим
похвастаться.
Татьяна согласно кивнула. Доля истины в словах Громова действительно
проскальзывала.
— И когда я сказал о своем намерении маме, она решила пойти мне навстречу.
— То есть? — не поверила Татьяна. — Ты уходил из фигурного катания?
— Уходил, — кивнул он, улыбнувшись. Реакция партнерши выглядела смешно, но
была искренней. Татьяна была удивлена тому, что после простоя он смог вернуться
и добиться нынешнего уровня. А вот Громова задевало, что она не знала о нем тех
фактов, которые давно известны его многочисленным поклонницам. Но дело было
лишь в том, что когда, к примеру, та же Ксения, сверлила Громова влюбленным
взглядом, Татьяна была уверена, что ей точно ничего не светит, а потому в дебри
биографии Евгения не лезла, увлекаясь лишь его прокатами.
— И сколько ты не катался?
— Год.
— С ума сойти! — не сдержалась Татьяна и снова развеселила этим Евгения.
— Но потом у меня начались проблемы с поведением, как бывает у многих
парней в переходном возрасте, и мама захотела сделать из меня джентльмена, —
грустно улыбнулся Громов. — И вот я здесь.
— Коротковато, — резюмировала Татьяна.
Евгений кивнул, соглашаясь с партнершей, а затем приступил к пасте. Татьяна
опустила глаза на стол и понимала, что настала её очередь делиться сокровенным,
но найти в себе силы для этого оказалось очень сложно.
«Что мне сказать? Что сейчас я не верю в сказки, что перестала видеть
романтику в фигурном катании или что в целом разочаровалась в нашем виде
спорта?» — мысленно задавалась вопросами она.
— У меня всё было наоборот, — грустно улыбнулась Татьяна и увидела, как Громов
поднял глаза, будто пытаясь разглядеть её насквозь и предугадать, что она
скажет.
— Это понятно, — едва сдерживая ядовитую ухмылку, сказал Громов. — Для
одиночницы твои прыжки откровенно слабоваты. Ксюша в этом плане тебе не дала бы
форы, если ты осталась бы в одиночном.
— А я уже стала переживать, что тебя подменили, — нарочито натянуто
улыбнулась Татьяна, намекая, что давненько не слышала от него колкостей.
— Я сказал правду, — пожал плечами Евгений.
Татьяна это понимала. И поэтому не собиралась обижаться на партнера и
отмечала, что ей даже нравилась его прямолинейность.
— Мне было пятнадцать, — продолжала рассказывать она. — В сборную тогда не
отобралась и не знала, как быть дальше. Я не хотела возвращаться к обычной
жизни в Питере и…
— Так ты из Петербурга? — перебил Евгений. Заинтересованность в его глазах
теперь смешалась с какой-то странной и глубокой грустью. Будто город этот
оставил страшный отпечаток на душе.
— Да, — ответила Татьяна, приложив ладонь к бокалу с глинтвейном и
расстраиваясь, что он уже почти остыл. — Там я встала на коньки и там же
тренировалась со своим последним партнером.
— А когда была одиночницей?
Татьяна на секунду прервала диалог, чтобы сделать глоток уже едва теплого
напитка.
— Жила в Москве, в общежитии при Училище олимпийского резерва.
Евгений тяжело вздохнул, и Татьяна поняла, что он, судя по всему, знаком с этим
местом не понаслышке.
— Что? — грустно улыбнулась она. — Доводилось бывать?
Перед глазами невольно всплывало общежитие и захламленная маленькая комната,
которую Таня делила с тремя спортсменками, и где всегда было душно. Вспомнила,
как спала на «втором этаже» двухъярусной кровати. И как успокаивала себя каждую