Между нами лёд (СИ)

Они так ждали этой победы, но сейчас казалось, что ей радовались все, кроме них самих. Громов вновь вспомнил о лжи партнерши, а Таня осознавала, что Евгений использовал её, по факту просто плюнув на серьезную травму плеча. Да, она сама предложила ему сделать это, но в то же время не могла понять, правильно ли они оба поступили в тот момент.

— У тебя завтра операция в пять часов, — обратился к Тане врач, поднимая на неё взгляд. — А сегодня вколим тебе обезболивающее.

— А после этого я смогу выступить на показательных? — внезапно, кажется, даже для самой себя задала вопрос она.

— Какой тебе показательный номер? — разозлился Евгений.

Алексеева перевела взгляд на партнера, пытаясь сохранить серьезный настрой.

— Красивый желательно, — с напускной строгостью ответила она, замечая, что Громов начинает злиться ещё больше.

— Может, — он поднялся со стула, подходя вплотную к Тане, сидевшей на кушетке, — тебе хватит изображать из себя святую?

— Что ты имеешь в виду? — не поняла она, ощущая страх от такой близости с ним.

— Твоё самопожертвование, — кивнул Евгений, кажется, забывая о том, что в кабинете они сейчас не одни.

Татьяна непонимающе нахмурила тонкие брови. И по её лицу Громов понял, что необходимо пояснить.

— Когда началась боль в плече, ты должна была выбрать меня, выбрать нас! — повысил голос он. — Но ты предпочла их! Полезла в это долбанное болото и утащила меня за собой! И ты лгала мне, Таня! Так что спасибо, я обойдусь без показательного номера. Не надо ради меня показательно собой жертвовать.

Алексеева опустила голову, не в силах ничего ответить. В глазах снова слёзы, а в горле — ком, не дающий сказать что-либо и нормально вдохнуть.

— Я просто… — дрожащим голосом попыталась оправдаться Таня, часто моргая от слёз, срывающихся с её ресниц и падающих на белое платье. — Хотела как лучше.

Алексеева в тот момент даже не могла представить, насколько эти слова задели и без того разгневанного Громова. Когда-то он тоже верил, что лжёт во благо.

— Так не бывает! — закричал Евгений, откидывая пакет с охлаждающей жидкостью на кафельный пол. От сильного удара он лопнул, и его содержимое в виде голубоватого геля вытекло наружу.

— Идите-ка вы оба отсюда, — вмешался Антон, поднимаясь со стула. — Вам нужно поговорить, но спокойно. Сейчас вы на это не способны.

Громов сразу же покинул кабинет врача, громко захлопнув за собой дверь, а Таня боялась выходить следом, и пришлось выждать хотя бы пару секунд.

В коридоре Евгений увидел Лену, которая торопливо вытирала слёзы, не желая, чтобы кто-либо их увидел. С неё хватит и того, что она разревелась в kiss&cry, хотя раньше ничего подобного за ней на наблюдалось.

— Лена! — позвал её Громов, но Волченкова, заметив его приближение, ускорила шаг, не желая оказываться с ним рядом. Однако Евгений, пусть и на коньках с чехлами на лезвиях, всё же был быстрее, а потому догнать её не составило особого труда. Фигурист схватил Лену за локоть, разворачивая к себе.

— Отстань от меня! — дернула рукой она, желая высвободиться.

— Я горжусь тобой, — внезапно произнес Громов, заставляя собеседницу на несколько секунд оторопеть. — Ты поступила правильно.

— Да пошёл ты со своей правильностью! — вновь разозлилась Волченкова, пытаясь вырвать свою руку из хвата Евгения. — Пусти!

— Лена, послушай… — не желал оставлять её в покое Громов.

— Нет, это ты послушай! — резко оборвала его Лена с вызовом в глазах. — Кто угодно был достоин медали Олимпийских игр! Кто угодно, Женя, но только не она! Таня в нашем мире никто! Она даже не понимает, что с ней произошло! И не поймет никогда, потому что не выстрадала этот путь, как я или ты! Или твоя Калинина!

— Не нам это решать, Лена, — покачал головой Евгений, не желая вступать в спор с ней сейчас, когда ей было необходимо выговориться.

— Это моя последняя Олимпиада, Громов! — со слезами в глазах продолжала Волченкова, заставляя на секунду его отметить то, что плачущих женщин сегодня вокруг слишком много, и это начинает порядком утомлять. — И я отдала свою бронзу, к которой шла всю жизнь, какой-то там Тане! И ты сейчас хочешь устроить мне проповедь о правильности моего поступка? Да я ненавижу вас обоих!

Женя вздохнул, с сожалением смотря на Лену. Как спортсмен, он мог понять её, но осознавал, что слов сейчас будет недостаточно для того, чтобы успокоить. Поэтому Громов притянул её к себе, крепко обнимая. К его удивлению, Волченкова противиться не стала. Она положила голову на его плечо, давая волю эмоциям окончательно и начиная вновь горько плакать.

— Радовалась бы ты этой бронзе, если бы нас дисквалифицировали? — тихо спросил он, продолжая обнимать Лену и мягко поглаживать её по спине.

— Радовалась бы, — простонала ему в плечо Волченкова.

— А мне кажется, что моя Лена не радовалась бы нечестной победе, — улыбнулся Громов. — Ты уже одна из лучших парниц в истории. В Польше ты — национальное достояние. Ты привезла в эту страну фигурное катание и делаешь большое дело, развивая его там на своем примере.

Волченкова на несколько секунд замерла, вслушиваясь в его слова и переставая лить слёзы.

***