Он наклонился к моему лицу, обдал горячим дыханием. От него пахло выпечкой, будто он буквально перед калиткой слопал свежеприготовленный круассан или такую вкусную слоеную плетенку, политую кленовым сиропом и посыпанную сверху ореховыми чипсами. А может это из его пакета так пахнет? «Господи, да ты, похоже, голодная», — мысленно протянула я, глядя куда-то в пол, стараясь думать о чем угодно, только не об этом мужчине в которого превратился мой Гордей. «Ага, твой. Был когда-то».
— Тебе совершенно не идёт эта маска суки, ты не такая, — пропел он полушепотом в моё ухо. Я вздернула голову и с вызовом глянула на него, собираясь с мыслью, Гордей справился с собой первый. Заулыбался вновь, выудил из кармана джинсов ключи и покачал ими перед моим лицом: — Я твой первый клиент, хочешь ты того или нет. А, впрочем, ты же равнодушная, тебе должно быть безразлично.
Пожал плечами и зашагал по дорожке, унося с собой пакет и запах съестного. Ключи были от люкса, я узнала их по брелоку. Через несколько шагов он обернулся и, словно прочитав мои мысли, сказал:
— Имей в виду, я заплатил за неделю вперёд и раньше этого срока съезжать не собираюсь.
Зачем он это делает, думала я, наливая чай. Мстит за нанесенные ему обиды? Хочет позлить, доставить неудобства? Я суетливо прошлась по беседке, едва не расплескав половину содержимого чашки, и устроилась в самом углу дивана, обхватив её двумя руками. Отчего-то мерзли ладони.
Гамлет вошел практически бесшумно. Заварил в стеклянном чайнике чай (пакетированный, я заметила, он не признавал, порою просто кидал себе заварку в кружку) и расположился за столом, прихватив себе грушевидный стакан. Поинтересовался подлить ли мне, я отказалась, а он замолчал. Может почувствовал, что к разговорам я сейчас не расположена.
Появление на веранде Гордея меня ничуть не удивило. В руках он держал большую тарелку на которой высились плетенки. Те самые, с ореховыми чипсами.
— О-о… кажется, я вовремя, — непосредственно протянул он. — У меня целое блюдо вкуснях, в одиночку не осилю. Угощайтесь.
Стол для своей ноши, Гордей выбрал ближайший ко мне.
— Уф, — плюхнулся он по другую сторону дивана и указал пальцем на блюдо: — У вас тарелки из номера выносить можно?
Я зачем-то мимолетно глянула на Гамлета, будто тот здесь решает такие вопросы, и, не поворачивая головы к Гордею, ответила:
— Можно, если возвращать их на место.
— Чаем напоите? — весело спросил он.
Гамлет поднялся первый, взял из шкафа такой же, как у него, стакан, плеснул в него горячей жидкости из чайника и поставил на стол перед гостем. Армяне народ гостеприимный, только, судя по выражению лица моего работника, гостеприимством тут даже не пахло. Скорее — держи уже, только угомонись.
Я вертела в руках чашку, с недопитым чаем, стараясь лишний раз не шевелиться, не напоминать о себе, Гордей к своему стакану даже не притронулся и лишь армянин, изредка прихлёбывая чай, нарушал тишину кажущуюся нелепой, ненастоящей. Мы сидели странной молчаливой компанией, словно каждый из нас чего-то ждёт. Чего-то интересного, острого и не уходит лишь из-за боязни пропустить. Из всего этого самое странное — Гордей, точнее его присутствие. От него несло свободой. В этой расслабленной позе, в раскинутых по спинке дивана руках, в чуть лукавом взгляде, во всем читалась уверенность. Я и Гамлет, напротив, зажаты, напряжены, ни секунды не подозреваем как вести себя, будто это мы у него в гостях. Он точно издевается. И заявился, похоже, чтобы потешить своё самолюбие, показать — всё у меня хорошо! Ещё бы дочку главы сюда поселил. Небось, есть чем похвастать…
Мне до ужаса захотелось эту чертову плетёнку, что он притащил, аж слюна выделилась. Я сглотнула, но тянуть руку к выпечке поостереглась, не из-за боязни за фигуру, нет, казалось от откушенного угощения до «пропуска» Гордея в своё сердце один шаг. Мысль бредовая, конечно, не думал же он всерьез подкупить этим моё расположение, это жест вежливости. Да и нужно ли оно ему вообще, это расположение? Это меня гложет чувство вины, меня переполняют страхи. Его скорее любопытство. Ведь именно оно привело его сюда, можно даже не сомневаться.
По прошествии времени, когда раны худо-бедно начали рубцеваться, я много раз ловила (да и сейчас ловлю) себя на мысли, что сделала недостаточно для того, чтобы того страшного эпизода в моей жизни не произошло. Недостаточно громко завала на помощь, недостаточно сопротивлялась и — черт возьми! — зачем я торчала на самом видном месте, поджидая Гордея, когда могла спуститься к пляжу и ждать там? Авось, и не заметили бы… Кругом виновата.
Он как будто не винит, сидит, улыбается, поглядывает то на меня, то на Гамлета. И как-то чувствуется, неловко не мне одной, Гамлет тоже не в своей тарелке. Сидит истуканом, суетливо подливает себе чай, незаметно поглядывая в нашу сторону.