Между нами секрет (СИ)

На четвертый день болезни становится чуточку лучше. Термометр наконец показывает тридцать семь градусов, и я решаю устроить заплыв в ванной. Откисаю с солевыми бомбочками и ароматическими маслами, делаю маску для лица, выхожу в коридор будто заново рожденной. И впервые за все дни так отчетливо слышу голос Ярика с первого этажа.

– Тех антибиотиков, которые врач назначил, не было, я весь район объездил и в центр мотался. Мне посоветовали аналог, обещали, что он будет даже лучше. Но если нужно, я еще раз поеду и…

– Все в порядке, Ярослав, ты все правильно сделал.

– Как она сегодня?

У меня сердце сжимается от звука его голоса. Жаров спрашивает так, будто ему и правда важно знать. А мне хочется плакать, потому что я невыносимо скучаю.

– Хорошо. Говорите сразу, если что-то понадобится, – произносит после слов мамы, и внезапно до меня доносятся его шаги.

Черт! Срываюсь с места, как гоночный болид, и прячусь в спальне. Щеки горят, голова кружится, кажется, даже температура опять поднялась. Я дышу, дышу. А потом вдруг что-то происходит.

Я не могу слышать, звук почти неуловимый. У меня нет суперсилы, чтобы видеть через стены, но я будто бы точно знаю, что Ярик стоит прямо за дверью. Мне мерещится, или ручка действительно дергается самую малость, только я отскакиваю и цепляю вещи, складированные на стуле. Все с шумом валится на пол, а я вдобавок еще и спотыкаюсь о них с громким «черт».

Никто не заходит ко мне в комнату, я так и остаюсь одна. Это ведь правильно? Так будет лучше для нас обоих, правда?

Уже скоро сомневаюсь. Например, когда почти случайно прибираю лекарства на окне и вижу Жарова, что выбивает из себя дух на турнике. Все его тело покрыто жестким рельефом, плечи и бицепсы раздуты, шея исполосована веревками вен. Я сбиваюсь со счета, пока он раз за разом подтягивается. И мне становится почти физически больно, когда Ярик, закричав, срывается с перекладины и пинает ногой бутылку воды. Смотрит на стертые руки, а затем резко поворачивает голову в мою сторону.

Я не успеваю среагировать, не могу отвернуться. Я не чувствую расстояния, а самое главное не хочу терять момент. Будто бы если отвернусь, эта тонкая, хрупкая связь испарится.

И она исчезает. Ярик первым отводит взгляд. Он берет полотенце, вытирает шею и уходит со двора. Я все еще лелею надежду, что поднимется ко мне, но ничего не случается. Наверное, выдвинутые мной требования оставить друг друга в покое даются ему легче. Я ведь не выхожу из комнаты по одной причине – захочу увидеть его! Жить с Жаровым в доме – все что обитать в кондитерской в пору жесткой диеты. А я ведь никогда не умела сдерживать и ограничивать себя, благо фигурой в маму пошла.

На следующий день меня приезжает навестить Мила. Они с Богданом только вернулись в город, ездили куда-то отдыхать. Ну как отдыхать… Судя по восторженным ахам и вздохам Цыгановой, дальше спальни они не ушли.

– Как с Сережей, спрашивать не буду, – заявляет посреди разговора. – Богдан звонил ему по видео, нос его разбитый оценила. Ярик твой…

– Он не мой.

– Хорошо, не твой Ярик, – закатив глаза, подтрунивает, – все правильно сделал. Сережу давно осадить не мешало, он нарывался.

– Ты не знаешь, как все было, – не защищаю Сережу, просто не хочу оправдывать Жарова.

– Ну так расскажи!

Если не знать Милу, можно подумать, что ругается, но на самом деле она просто по-настоящему переживает за меня. И от этого на душе так тепло становится. Она обнимает порывисто, крепко.

– Я болею, дурочка! Заражу же! – возмущаюсь, а сама только сильнее прижимаюсь к ней.

– Не заражусь, меня Богдан контрастным душем каждый день закаляет.

– Не хочу слышать подробности.

Цыганова ржет, ну а потом я сдаюсь – мы долго валяемся на кровати и болтаем. И знаете, она умеет слушать. Не дает лишних комментариев, не обнадеживает, что все непременно будет хорошо, но поглаживает руку и твердит, что я справлюсь. Идеально: то, что доктор прописал.

– Хотя я на твоем месте отдалась бы этому красавчику прямо на море! На песке… м-м, класс! И на искусанную комарами задницу бы забила.

– Кто-то со знанием дела говорит?

Снова смех заполняет комнату, а в следующую секунду Мила подпрыгивает и садится – с улицы доносится серия протяжных гудков.

– Ох черт! Я не слышала, как Бо звонил. Трижды!

Она улетает от меня на крыльях любви, а я, вернувшись в спальню, все-таки собираюсь с силами и пишу Сереже короткое «извини». Но ответ не приходит ни через пять минут, ни через два часа.

Глава 18

Charlotte Cardin – Sun Goes Down (Buddy)

В субботу седьмого августа, в день юбилея Владимира Игоревича, я здорова уже на девяноста процентов. И прямо с утра у меня случается истерика. Потому что, мерея платье, которое купила чуть ли не за полгода, и спускаясь на кухню, чтобы показаться маме, пока дома никого нет, наступаю на длинный подол и нещадно рву его по шву.

И нет, это не повод раскиснуть, это просто последняя капля. В моей жизни наступила какая-то беспросветная черная полоса, и я больше не могу изображать, что легко справляюсь со всем. Сажусь на ступеньки и реву взахлеб.