Слышу хруст и треск. Это до основания рушатся воздушные замки, которые я построила на бесконечной надежде, что нас с Яриком связывает нечто особенное.
Ты ведь помогла ему? Я ему говорила, что ты поможешь!
В этих на первый взгляд простых словах столько отравляющего яда, который запускает килотонны сомнений. А что, если Жаров воспользовался советом? Подвел меня к тому, чтобы я уговорила дядь Вову?
Черт, это дурацкое чувство разрастается не медленно и постепенно, как ржавчина, а стремительно и беспощадно, как злокачественная опухоль. Я пытаюсь не брать на себя много, пытаюсь не думать, но… Если она настолько в курсе, значит все правда? Ярик использовал меня? Если она зовет себя его невестой и делает сюрпризы, пересекая океан, значит… что это значит, черт возьми?
Жуть, что сейчас творится в моей голове. Да там шторм!
Провожаю Грейс до машины и за эту минуту успеваю несколько раз мысленно расплакаться, а потом убедить себя не раскисать и не выдумывать то, чего нет. Я ведь еще не слышала Ярика, а уже сочинила на несколько томов вперед. Пытаюсь не паниковать, но когда она тянется к чемодану, взгляд падает на руку. Точнее на ее татуировку. Роза. Та же, что у Жарова. На том же пальце.
– Красивое тату, – шепчу не своим голосом, глядя сквозь рисунок, проваливаясь в бездну отчаяния.
Это ведь то, о чем я подумала? Безымянный палец, левая рука, Америка.
– О, это мой эскиз. Моя идеальная роза! Мы с Йаром сделали их в честь помолвки, – она вздыхает, – надеюсь, мы еще встретимся, Рита.
Ба-бах. Это я достигла дна.
Мы прощаемся. Такси увозит Грейс за поворот, но я не могу сдвинуться с места. Я ведь это не придумала, не сошла с ума? Она была здесь. У них парные татуировки. Она подтвердила все самые большие страхи и опасения. Она – его заокеанская невеста. А кто я? Развлечение на время? Девочка на каникулы, которая помирила его с отцом? Свежей крови захотелось?
Меня берет неистовая злость, дикая. Я пытаюсь себя успокоить, придумать кучу оправданий, но выходит плохо. Я тону в этой грязи, лжи и отчаянии. Грейс, она… Лучше бы она была конченой сукой, лучше бы мне не хотелось ее жалеть. Какого черта она такая милая и воспитанная? Какого черта красивее меня? Да она чертов идеал!
Я снова звоню ему. Снова и снова. Знаю, что у Жарова важный момент в жизни, но у меня, возможно, тоже. Чертов пик!
Я продолжаю набирать Ярика пятый, шестой раз.
– Рит, что случилось? – раздраженно шепчет он. – Ты же знаешь…
– Твоя невеста приехала. Ищет тебя. – Мой голос насквозь пропитан желчью, я этого и не скрываю. Я хочу ранить каждым словом, но кто я против самого Жарова, который может убить молчанием в трубке?
– Что-то еще? – спрашивает бесцветно, когда понимает, что я не собираюсь продолжать.
– А тебе не хватило? Мне вот, например, сполна. Я аж слегка подзахлебнулась в этом дерьме.
– Не могу говорить. Скоро вернусь, и все обсудим.
– Да пошел ты!
Отключаю вызов, когда из динамика летит взволнованное «Рита, послушай». Не слушаю. Хватит. У парня другие приоритеты. Я в них не вхожу.
Меня трясет, руки дрожат. Оглядываюсь на ворота. Нет, я не пойду домой, иначе разгромлю там все к чертям собачьим! Набираю Милу, но она не отвечает – видимо, сюрприз уже начался. Злата тараторит в трубку про детей с температурой, и мне даже совестно становится, что лезу с любовными драмами. Извиняюсь и жму красную кнопку, долго смотрю на пустой экран. Захожу в последние вызовы и заношу палец над маминым номером, но вспоминаю ее взгляд в стиле «я ведь предупреждала» и блокирую телефон.
Так и отправляюсь пешком в спортивном костюме к автобусу. Затем, не замечая ничего вокруг, доезжаю до города. Ноги сами приносят в автомастерскую, потому что мне больше не к кому идти. Потому что именно я – та самая сука, которая обидела хорошего парня, за что мне и влепило бумерангом прямо в лоб.
– Сережа здесь? – спрашиваю у ребят в рабочих комбинезонах, что курят на входе, а те смотрят с сочувствием.
Боже, я так плохо выгляжу? Или это костюм с единорогами? Подумаешь! Они отворачиваются, и я ловлю в отражении стеклянной двери заплаканное лицо с распухшими губами. Когда я плакала? Пока ехала сюда? Даже не заметила.
Злюсь с новой силой. Блин, и когда я перестану из-за него реветь?
Сережа выходит ко мне навстречу сразу, как парни зовут его, вытирает тряпкой руки.
– Рита? – Его голос холодный, ровный. И от этого безразличного тона я неожиданно начинаю плакать снова.
Я совсем никому не нужна, да?
– Рита, что случилось? Ну капец! – подытоживает, когда я подбегаю к нему и, вцепившись в грязную футболку, плачу. Да, плюю на запах бензина или моторного масла, плюю на приличия и громко выплакиваю душу.
– Прости, – бормочу, когда теплые ладони ложатся мне на плечи. – Прости, прости.
Не могу остановиться, повторяю, как заклинание. Не могу совладать с собой, потому что Сережа слишком добрый и потому что точно знаю: даже после всего он не оттолкнет.