Между нами только 18+

Мужчина покидает чат, и я понимаю, что больше общаться он не может. Смотрю на присланное фото — с каждым разом мне все больше нравится его лицо, щетина внизу и широкий мужской нос. Он ни разу не «парень» или еще кто-то — по нему сразу видно, что это взрослый мужчина, который знает, чего хочет, свои цели и как их достичь.

У меня никогда не было такого. Серьезного, умного, не боящегося сказать или сделать «не то». Он грубый и матом, отчего я вся изнемогаю, а еще не стесняется просить то, чего хочется.

А еще сегодня вечером он пришлет мне свой член.

И я почему-то совершенно не могу спокойно работать с этим.

==================

* Песня у Настены в наушниках NЮ "Три дня"

Глава 6

Настена

День пролетает точно также, как предыдущие, только с одной разницей — я почти все время в приподнятом настроении.

Что бы ни делала — дописывая поздравления к открыткам, пролистывая новые новости в педиатрии и отправляя статью о сравнении марок детских подгузников — я все сопровождаю легкой улыбкой, и музыкой на фоне. Даже суп сегодня я варю, постоянно пританцовывая и напевая «Океан» Мари Краймбрери — и мне, черт возьми, абсолютно точно хорошо в своем мире.

То и дело между круговоротом дел я посматриваю в телефон — Макс в сети не появлялся. Это и ожидалось, на самом деле — я знаю, сколько для этого мужчины значит его работа. И честно надеюсь, что фото хоть немного смягчит его недовольство. Не ради коллег. А просто, чтобы он не переживал так сильно.

Когда я приезжаю за Марусей в детский сад, припарковав свой «Форд» возле ограждения, мой телефон наконец оживает, и сердце начинает стучать чаще, будто предчувствуя что-то.

Я знаю, что это от него сообщение. У меня нет специального уведомления, на экране не высвечивается имя — но каким-то необъяснимым «третьим оком» я понимаю, кто мне написал.

Максим: Прости, что не писал. День — пиздец

Я расстроено хмурюсь, отстегивая ремень безопасности, но пока не покидая автомобиль. Что там у него сегодня происходило?

Максим: Если бы не твоя попка (я пересмотрел ее фотку раз двадцать), не знаю, как бы вообще сдержался. Спасибо тебе.

Я улыбаюсь, почему-то растворяясь в этих простых словах, и убираю прядь волос за ухо. Что бы сегодня не происходило у этого мужчины — я смогла хоть немного помочь. И от этого чертовски приятно.

Настя: Совершенно не за что) ты домой?

Максим: Да, в душ, и посплю минут сорок. Потом сразу к тебе. Не скучаешь? Как ты вообще?

Настя: Все в порядке, приехала в сад)

Максим: В сад? В смысле — на дачу?

Черт.

Я мысленно холодею, сжимая пальцы на корпусе телефона, и понимая, что он не знает.

Не в курсе о моем ребенке.

И даже вообще о том, что я была замужем.

Хорошее настроение улетучивается, а взамен приходит вся эта муть с пабликов контакта. «Женщина с прицепом». «Да кому ты нужна с ребенком». «Бабы, вы реально думаете, что кто-то будет любить чужого паразита?!»

Руки начинают трястись, и я выпускаю телефон, крепко сжимая руль. Я не хотела скрывать это. Совсем нет, просто наши разговоры ни разу не завели на тему того, с кем и как я живу. Знаю, что это дико — обычно такое выясняют в первый день общения. Но у нас с этим невероятным мужчиной все не так «как обычно» — и поэтому тема ребенка оставалась за кадром.

Максим: Настен? Ты ведь не переписывалась за рулем, верно?

Настя: Нет, я уже заглушила двигатель

Глубоко вздыхаю, понимая, что надо сказать. Даже если между нами тысяча триста семьдесят четыре километра. Даже если мы никогда не встретимся. И вообще, если будем общаться только о дикпиках — я должна признаться.

Настя: Мужчина, я могу сейчас совершить каминг-аут, и рассчитывать, что ты не исчезнешь из моей жизни? Мы ведь просто общаемся, и ничего друг другу…

Максим: Так. Я слушаю.

Силы небесные, отчего ж так страшно-то?! Никогда не стыдилась своего ребенка — наоборот, гордилась, что у меня есть дочь. И вот, пожалуйста — боюсь признаться в этом постороннему человеку!

Настя: Я была замужем, есть ребенок. Дочь, три года. Умная, послушная, не капризная — вся в мать, в общем. Мы живем одни, и сейчас я приехала забрать ее из детского сада.

На этом моменте я бросаю телефон на соседнее сиденье, и выскакиваю из машины, запирая за собой дверь. К черту, к черту, к черту!

Несусь в садик, по пути размышляя, как я буду жить, если он исчезнет. Нет, конечно, между нами практически ничего не было, и забыть его сейчас будет легко… но почему именно от этого так больно? От того, что между нами могло бы быть.

Маруська одевается с моей помощью за десять минут, и я усаживаю ее в автокресло сзади, пристегивая и перепроверяя ремни. Снова в руках у дочки камни — это какая-то странная любимая игра, собирать их. Она ни в кого не кидается, и не пытается ничего проглотить — просто собирает и распихивает в карманы, или подолгу рассматривает один в своих крошечных ручках.

— Мы домой? — спрашивает дочь, когда я, наконец, удовлетворенно вздыхаю.