Да и как не начать философски смотреть на свою судьбу, если живешь в Лондоне. Этот город, погруженный в туман, пронизанный светом ночных фонарей, город странников и флибустьеров, поэтов и художников, главный город метрополии, заселенный беглецами из черных колоний, почти каждый здесь – чужак и приезжий, ищущий призрачного счастья. Что толкает людей то сходиться, то разбегаться в разные стороны – изменчивость контуров площадей и улиц, быстрая смена погоды: то дождь, то солнце, недоверие к людям с материка?
Расставшись с Марком, она сняла квартиру, потом еще одну, красила стены в ультрамариновый жизнерадостный цвет и покупала, покупала книги.
“Наконец-то появилось больше времени читать не только по работе. На столе – пирамида интереснейших книг, в которую я потихоньку начала вгрызаться. Вот-вот совсем в ней закопаюсь. Мало что сравнится с походом в книжный магазин, где меньше двух часов я никогда не провожу, когда можно всласть порыться среди знакомых, а большей частью еще не знакомых авторов. Очень много читаю, в том числе современную английскую прозу, о которой в России не слыхивали. Целая армия мыслящих талантливых людей творит достойную литературу. Глазами я бы всё купила, благо подобный выбор в Москве еще не один десяток лет будет только сниться. А потом пойти в кофейню – мое любимое полубогемное кафе, меня там уже знают как облупленную, и листать только что купленные книги вперемешку с маленькими глотками капучино…”
Я привожу отрывки из ее писем, как образцы не только эпистолярного жанра, но – живой и современной художественной прозы, с особым ритмом, тоном, интонацией, окрашивающей любой текст Иры, превращая его в рассказ об удаче.
“На хорошее письмо четыре-пять часов (с паузами) как отдай, но мне для вас ничего не жалко. Для долгого спокойного разговора нужна свежая голова и время. Зато после остается такое хорошее чувство. А еще я хочу, чтобы вы воспринимали меня не только как свое кровное чадо, но и как самостоятельный кусочек жизни, который пульсирует то быстрее, то медленнее, но не зазря, и не просто так…”
Однажды, после всех ее любовных неурядиц, как в сказке, на горизонте появился богатый русский бизнесмен (читай, царевич!), готовый ради нашей Ирки на всё. Я этой истории не слышала от нее, рассказываю рассказанное родителями.
…и увез ее из Лондона.
– Куда ж я поеду, – она отступала на попятный, – гляди, у меня сколько… книг!
Тогда он снарядил корабль, упаковал все книги, скопившиеся у нее за годы жизни в Англии (так и вижу вереницу малайцев, несущих по трапу пачки книжек на голове), и на своей каравелле, а может, на ковре-самолете, доставил ее с поклажей в Москву – к неописуемой радости Анны Ильиничны и Евгения Августовича (которые, как ни старались, так и не вспомнили имени этого благородного мистера Икс).
Напрасно он предлагал ей руку и сердце и двухэтажную квартиру на Остоженке, зря Аня с Женей вздохнули с облегчением, мол, дочь вошла в тихую гавань, обрела личное счастье, это был совершенно не ее вариант. Не выходило у нее голливудского хэппи-энда, она была режиссером артхауса своей жизни и вечным путником, следующим по неведомым орбитам.
Что удивительно, очередная съемная квартира у нее оказалась в доме, на крыше которого Лёня построил себе мастерскую, так называемую Поднебесную, где всё под рукой, что нужно художнику и поэту, всё рядом: луна, звезды, ветер, белый снег. Зимой, когда заснеженные улицы становятся черными от машин, Поднебесная Тишкова долго сохраняет белизну, разрисованную следами от его лыж.
Как-то летом Лёня выбрался на крышу проведать свое небесное воинство, глянул вниз на спины белых голубей, их кто-то, неразличимый, гонял далеко внизу, и увидел на зеленой лужайке бульвара странное существо в ярких одеждах, колдовавшее над неясной конструкцией – то ли оленем, то ли деревом, он не понял.
По бульвару шли прохожие, в серых одеждах, сутулые, в руках сумки, пробегали дети, на секунду они останавливались и глазели на художника, именно так и подумал Лёня, что это был художник: он плавно водил по воздуху рукой, и перед ним разгоралось золотое нечто.
В этом было такое несоответствие месту – по странности жестов, по цветовой гамме, подобного никогда за Чертановым не замечали! И только спустя несколько дней тайна разрешилась: в соседней мастерской под крышей Поднебесной поселилась Мелдрис, и прямо на бульваре из проволоки, бумаги и других материалов она создавала ангела, раскрашивая его золотым спреем.
Вскоре Ира навестила Лёню со своим приятелем Эндрю, голубоглазым, кучерявым диджеем из Гоа. Они принесли бутылку бордо, сыр, удобно расположились на крыше и беседовали под небом голубым обо всём на свете, провожали солнце.
Там же, во дворе, однажды осенью я увидела ее припаркованный желтенький “пежо” и написала на опавшем кленовом листе шариковой ручкой:
Шел дождь, и я прилепила его к лобовому стеклу.
Она позвонила.