Между небом и землей

— Почему Кафарелло застрелил своего сообщника? Это убийство навело меня на мысль, что он не хотел чем-то делиться.

Ванго рассказал также о записке с именем Этель и вопросом «Кто ты?», который мгновенно вывел его из оцепенения. И о преследующих его тенях, от которых невозможно скрыться, которые заставляли его бежать снова и снова: прятаться во чреве цеппелина, карабкаться на крыши поездов, прыгать в реки…

Потом они вместе искали объяснения череде этих загадок.

В середине марта, когда Пол сообщил о своем скором возвращении из Индии, их разговоры опять стали прерываться долгим молчанием. Оно было красноречивее слов. В этих немых беседах они иногда огибали половину озера Лох-Несс.

«А что теперь? — говорило их молчание. — Что будет теперь?»

Они переглядывались и тут же отводили глаза. Этель держалась безукоризненно. С той рождественской ночи она больше ни разу не сказала Ванго: «Я люблю тебя».

Они ждали.

Однажды утром, сидя на длинном плоском камне у самой воды, Этель спросила Ванго:

— Напомни мне, как звали осла?

— Какого осла?

— Осла Мацетты.

Ванго даже не потребовалось отвечать. Он сжал кулак.

Ему все стало ясно.

На следующий день они уехали.

Салина, Эоловы острова, первый день весны 1936 г.

Доктор Базилио увидел, как на воду перед галечным пляжем сел маленький гидросамолет. Из него вышли двое — юноша и девушка. Они добрались до заброшенной гавани, вырубленной в скале, и стали подниматься наверх, к самому кратеру Поллары. Самолет уже улетел. Юноша и девушка долго махали ему вслед.

Потом они прошли мимо дома с заколоченными ставнями, с оливковым деревом во дворе.

Закатное солнце слепило доктора, и он не разглядел их лиц.

Он только заметил, что они идут через заросли дрока и дикого укропа, а затем потерял их из виду.

Доктор Базилио сидел в маленьком кресле, сделанном из деревяшек, выловленных в море. Он приходил сюда каждое утро и каждый вечер. Он ждал Мадемуазель.

Париж, первый день весны 1936 г.

Колокол церкви Сен-Жермен пробил восемь вечера. Комиссар Булар сидел в ванне и дул на мыльную пену, чтобы она островками плыла по воде.

В окошко на него смотрели два голубя.

В дверь ванной постучали.

— Ну что там, мама?

С самого 1878 года, с подросткового возраста, комиссар Булар не мог спокойно принять ванну. В семьдесят лет он почувствовал, что это ему осточертело.

— К тебе пришел какой-то человек, хочет поговорить.

— Мама, я сижу в ванне!

— Это срочно. Он уже в гостиной. И вид у него недовольный.

— Кто он?

Невозмутимым тоном мадам Булар спросила:

— Вы не могли бы повторить ваше имя?

Булар услышал короткое слово, произнесенное с русским акцентом:

— ВЛАД.

За дверью стоял Влад-стервятник, пряча в рукаве железный прут.

Нью-Йорк, первая ночь весны 1936 г.

Зефиро поднял глаза.

Он стоял у подножия Эмпайр Стейт Билдинг.

Самый высокий небоскреб в мире — триста восемьдесят метров!

Его закончили строить в 1931 году с расчетом, что крыша будет служить посадочной площадкой для дирижаблей. Но грянул кризис, и проект остался неосуществленным. Теперь на 103-м этаже пустовало помещение для высадки и посадки пассажиров, а на 102-м так же бездействовали таможня и аэровокзал.

Остальную часть башни занимали офисы и отель класса «люкс».

Зефиро вошел в холл «Скай Плаза», не выпуская из руки чемодана. Он не захотел отдать его носильщику. Подойдя к стойке, он спросил, в каком номере остановилась госпожа Виктория. В ответ портье многозначительно улыбнулся.

— Как вас представить?

— Господин Доржелес, — ответил Зефиро.

— Мне кажется, сейчас госпожа Виктория принимает гостей.

Портье снял телефонную трубку, сказал в нее несколько слов и стал ждать.

Часы над стойкой показывали время в самых крупных городах мира — Лос-Анджелесе, Риме, Лондоне, Париже и Токио. Ожидание казалось Зефиро бесконечным. На улице, у широкого окна, остановился маленький нищий. Он пристально смотрел на падре, прижав ладони к стеклу. На обеих было написано по-английски God bless you[52].

Парковщик в лиловом фраке тут же стал его отгонять.

— Мерзкий мальчишка! — сказал портье, который наблюдал за этой сценой, не отрывая трубки от уха.

Было видно, что он ждет от Зефиро одобрения.

Но тот никак не отреагировал. Ожидание начинало его тревожить. Зефиро думал о настоящем Доржелесе, которого он связал и оставил в багажнике машины в двух улицах от Центрального парка.

Но тут портье положил трубку и обратился к Зефиро.

— Она ждет вас, господин Доржелес. Восемьдесят шестой этаж.

Отец Зефиро проскользнул в лифт и нажал на кнопку прежде, чем кто-то из лифтеров успел его заметить. Дверца лифта закрылась. Он был один.

Кабина начала подниматься. Зефиро отпер чемодан, достал металлический крюк и просунул его сквозь решетку, до самой стены шахты. Лифт сразу остановился. Зефиро вынул два матерчатых свертка, в которых лежала пара автоматических пистолетов. Чемодан он засунул под бархатный диванчик. Проверил пистолеты, вставил в них обоймы, а две запасные рассовал по карманам. Затем достал часы и стал ждать.