Между небом и землей

Внезапно в небе над собором возникло гигантское чудище, заставившее толпу почти забыть о том, что творилось на земле. Длинный и величественный, как собор, лоснящийся от дождя, над площадью появился цеппелин[5].

Он заслонил собой все небо.

Впереди, в застекленной кабине, сидел Хуго Эккенер, старый командир «Графа Цеппелина»; он глядел в подзорную трубу, отыскивая внизу на паперти своего друга. По пути из Бразилии к Боденскому озеру[6] он решил сделать крюк и пролететь над Парижем, чтобы тень его цеппелина осенила эту великую минуту в жизни Ванго.

Услышав третий выстрел, он понял, что на площади творится что-то неладное.

— Нужно улетать, командир, — сказал офицер Леман, капитан цеппелина.

Шальная пуля могла пробить оболочку дирижабля, в блестящем корпусе которого скрывались шестьдесят человек — пассажиры и члены экипажа.

Внизу грохнул последний выстрел.

— Скорей, командир!

Эккенер опустил подзорную трубу и грустно промолвил:

— Ладно, уходим.

На площади к ногам Булара упала мертвая ласточка.

А наверху зазвонили колокола собора Парижской Богоматери.

2 «Курящий кабан»

Париж, тем же вечером

Комиссар Булар сидел в прокуренном зале, с клетчатой салфеткой за воротом. Перед ним на тарелке дымилось говяжье жаркое. Комиссар разносил своих подчиненных, собравшихся вокруг него, а они слушали и смотрели, как он ест.

— Если это мясо окажется невкусным, мне стоит только мигнуть, и его заменят другим. Но вас, банда безмозглых идиотов, мне заменить некем, я вынужден с вами работать. Одно это портит мне аппетит…

На самом деле комиссар ел с большим удовольствием. Сорок три года службы в полиции научили его сохранять присутствие духа даже в самых скверных ситуациях.

Все они находились сейчас в верхнем зале «Курящего кабана» — знаменитого ресторана Центрального рынка[7].

— Какой-то мальчишка оставил вас с носом! Удрал от полицейских на глазах у двух тысяч человек!

Булар проткнул вилкой картофелину в масле, помедлил, грозно обвел глазами своих подчиненных и вынес вердикт, который напрашивался сам собой:

— Все вы никчемные бездельники!

Самое невероятное заключалось в том, что ни одному из этих дюжих молодцов, стоявших навытяжку перед шефом, даже в голову бы не пришло усомниться в его характеристике. Что бы Булар ни утверждал, он всегда был прав. Объяви он их сейчас балетными танцовщиками, они все встали бы на пуанты, грациозно подняв руки.

Полицейские обожали своего комиссара. Он позволял им плакаться ему в жилетку в минуты уныния, знал по именам их детишек, дарил цветы их женам по случаю дня рождения, но не дай бог его разгневать: когда он бывал недоволен, то уж так недоволен, что не узнавал их на улице и обходил — брезгливо, как бродячих собак.

Верхний зал «Курящего кабана» закрыли для прочих посетителей ради этого внеурочного совещания. Сейчас здесь горели только две лампочки по сторонам огромной кабаньей головы, висевшей прямо над Буларом. В заднем помещении находилась кухня, и официанты то и дело пробегали по залу с полными тарелками в руках.

В стороне от людей комиссара, за дальним столом, чистил овощи какой-то поваренок. Булар предпочитал эту ресторанную атмосферу той казенной, что царила на набережной Орфевр[8]. При малейшей возможности он устраивал собрания именно здесь. Он обожал запах соусов и хлопанье кухонной двери. Ведь его детство прошло в отцовском кабачке Авейрона[9].

— А цеппелин? — закричал Булар. — Кто-нибудь знает, как он там оказался? Только не говорите мне, что это случайность!

Никто не ответил.

Вошел еще один полицейский и, наклонившись к комиссару, что-то шепнул ему на ухо. Тот недоуменно спросил:

— Кто такая?

Человек развел руками.

— Ладно, пропустите.

Полицейский послушно вышел.

Булар отщипнул кусочек хлеба, чтобы собрать соус с тарелки. Потом кивнул в сторону парня, который, сидя к нему спиной, чистил овощи в углу зала.

— Вот какие люди мне нужны, — мрачно пробурчал он. — Ему поручили — он делает. А вас тут двадцать пять здоровых лбов, и вы упускаете сопливого мальчишку. Да будь этот молодчик сейчас здесь, уж наверняка кто-нибудь из вас открыл бы ему окно — беги, голубчик!

— Комиссар…

Булар поискал взглядом того, кто посмел раскрыть рот. Это был Огюстен Авиньон, его верный помощник на протяжении последних двадцати лет. Булар глядел на него сощурившись, словно пытался вспомнить, кому принадлежит это лицо.

— Комиссар, мы не можем объяснить, как это случилось. Даже соборный звонарь там, наверху, утверждает, что не видел его. Этот мальчишка — настоящий дьявол. Я вам клянусь, мы сделали всё возможное.

Булар медленно потер мочку уха. Этот жест всегда предвещал грозу Потом он кротко ответил Авиньону:

— Прошу меня извинить… Я не знаю, что вы здесь делаете, месье, и кто вы вообще такой. Я только знаю, что на этой самой улице, по левой стороне, живет торговец улитками, который справился бы с вашими обязанностями куда лучше вас.

И Булар снова занялся своим соусом. У Авиньона вытянулось лицо, защипало в глазах. Он отвернулся, чтобы незаметно вытереть их рукавом.

К счастью, никто на него не смотрел.