Между небом и землей (СИ)

Без сомнения те убежденные, продолжающие возносить Дамблдора на шаткий пьедестал, будут говорить о том, что он, в конце концов, не привел свои планы в действие, что он, должно быть, изменил свои взгляды, что пришел в себя. Однако правда кажется в целом более шокирующей.

Едва ли через два месяца их новой крепкой дружбы Дамблдор и Гриндельвальд разошлись и больше никогда не видели друг друга, пока не встретились для легендарного поединка (подробности, см. главу 22). Что вызвало этот резкий разрыв? Дамблдор пришел в себя? Он сказал Гриндельвальду, что не хотел принимать участия в его планах? Увы, нет.

- Я думаю, повлияла смерть бедной маленькой Арианы, — говорит Батильда. – Это было ужасным шоком. Геллерт был у них, когда все произошло, по возвращению он весь дрожал и сказал мне, что завтра хочет поехать домой. Ужасно, знаете ли, обеспокоенный, потом я подготовила портал, и это был последний раз, когда я его видела.

Альбус винил себя в смерти Арианы. Это было настолько жутко для обоих братьев. Они потеряли всех, кроме как друг друга. Не удивительно, что нервы иногда взлетали. Аберфорт обвинял Альбуса, ну вы понимаете, как люди ведут себя при таких страшных обстоятельствах. Но Аберфорт всегда был немного безумным, бедный мальчик. Все равно разбить нос Альбуса на похоронах было не прилично. Это окончательно погубило бы Кендру, если бы она увидела, как дерутся ее сыновья около тела дочери. Очень жаль, что Геллерт не остался на похороны.... По крайне мере, это было бы утешение для Альбуса.

Эта ужасная ссора возле гроба, известная только тем немногим, кто посетил похороны Арианы Дамблдор, поднимает несколько вопросов: почему Аберфорт Дамблдор обвинял именно Альбуса в смерти его сестры? Это был бред сумасшедшего, не более чем излияние горя? Или, возможно, там была некоторая более конкретная причина его ярости? Гриндельвальд, отчисленный из Дурмштранга из-за опасных для жизни нападений на сокурсников, сбежал из страны через несколько часов после смерти девочки и (из-за позора или опасения?) больше не видел Альбуса, только когда он вынужден был это сделать по просьбам волшебного мира.

Ни Дамблдор, ни Гриндельвальд, кажется, больше никогда не упоминали про их недолгую детскую дружбу. Однако нет сомнения в том, что Дамблдор откладывал еще примерно пять лет в суматохе, несчастьях и исчезновениях его атаку на Геллерта Гриндельвальда. Было ли это сильной привязанностью к человеку или опасением, что лучший друг разоблачит его, и это заставило Дамблдора колебаться? Правда ли, что Дамблдор намеревался поймать человека, которым он был когда-то столь восхищен?

И как же умерла таинственная Ариана? Была ли она невинной жертвой некоторого Темного обряда? Пошла ли она вопреки тому, чего не должна была делать, в то время как эти два молодых человека сидели и изобретали план захвата власти и славы? Возможно ли то, что Ариана Дамблдор и была первым человеком, который умер “Ради Большого Добра? ”

Все слушавшие, в том числе и Гарри, чье лицо менялось по мере прочтения, застыли в нерешительной паузе. Затем прошел шквал несогласия, недоверия к этой проныре Риты Скиттер, но Гарри перебил всех репликой:

— Вы же слышали все письмо Гриндевальда, все выглядит так, будто это была идея Дамблдора…

Споры, недовольство пронеслись по палатке.

— Нет, Дамблдор не такой! — решительно протестовала я. — Не стоит вестись на эту макулатуру.

А потом я села и крепко задумалась, ведь я верила человеку, который убил самого Дамблдора, и Игорю верила… Быть может, в книге есть что-то правдивое, а может и нет. Гарри уходил во все большие размышления насчет судьбы директора. Он считал себя обманутым, опустошенным. В его голове царил хаос, который оставил ему в наследство Дамблдор…

====== От неба камнем вниз к земле ======

Сидя на дежурстве возле палатки, я слышала стоны Гарри во сне, в последнее время он совсем плохо спит. Сны крутились вокруг той поездки в Годрикову Впадину, он корил себя, что кроме шрамов там ничего не приобрел, он считал, что если бы он убил Нагайну, быть может, вернулся хотя бы с лицом победителя, не сожалел, не мучился в кошмарах, вертясь на кровати. Эти стоны были похожи на симптомы тропической лихорадки. Я чувствовала эмоции всех, кто находился в палатке, никто не спал, слушал, не мог подойти, ведь это было не впервые. Лишь под утро Гарри засыпал хоть каким-то подобием тихого сна. В эту ночь, не выдержав его очередного стона, я зажала уши руками. Еще пять минут, и я вставлю ему кляп в рот.